«Мемуары шулера» и другое - [18]

Среда 26 апреля. — Братья Гитри то и дело нарываются на всё новые и новые замечания.

В десять минут одиннадцатого я со своим учеником, месьё Ремиччи, находился в классной комнате номер 1. Вдруг, откуда ни возьмись, туда, пританцовывая, являются братья Гитри, якобы заниматься. По какому такому праву? Я выставил их вон.

Несколько минут спустя слышу страшный шум со стороны классной комнаты под номером 3. Иду туда, и что я вижу: братья Гитри дерутся, бросая друг дружке в голову книжки. Снова выгоняю их вон.

Утомительно вечно делать замечания всё тем же воспитанникам и всегда за одни и те же провинности.

Среда 26 апреля (Занятия с 5-ти до 7-ми). — Гитри-старший мешает уроку, бросаясь мелкими камешками в своего товарища Вио.

8 часов 10 минут. — Гитри-старший срывает начало урока, он закрылся один в классной комнате и не пускал туда своих товарищей, как, впрочем, и меня тоже. Плясал на столах, кричал и т. д.

27 апреля. — Месьё Уильямсонн покидает урок, чтобы пойти поиграть на мандолине.

Урок в 2 часа. — Месьё Гитри-младший не выполнил задания по геометрии.

Урок в 3 часа. — Господа братья Гитри не выполнили задания по арифметике.

Урок в 4 часа. — Господин Вио не выполнил ни одного задания.

Понедельник, 1 мая. — Во время урока появляется мадам Шлюмберг и просит меня зайти в комнату Гитри-младшего, откуда раздаются крики последнего. Обнаруживаю там обоих братьев Гитри, которые дерутся, катаясь по кровати и по полу. Младший кричит. Господа Франк и Липманн сидят, наблюдая эту комедию.

6 часов 30 минут. — Господа Уэллс и Грос сообщают мне, что им больше нечего здесь делать и покидают урок.

Господа Уильямсонн и Саша Гитри покидают занятия. Первый якобы позаниматься музыкой, а второй — чтобы брать урок живописи.

Четверг 25-е. — Господа Гитри не выучили урока и, похоже, решили вообще ничего не делать.

Суббота 27-е. — Господа братья Гитри не знали уроков. В наказание я предложил господам Гитри завтра, в воскресенье, не покидать стен школы.

8 часов 30 минут вечера. — Некоторые воспитанники, всегда одни и те же, с трудом успокаиваются по вечерам, при отходе ко сну.

Так, весьма трудно добиться от месьё Гитри-старшего, чтобы он улёгся в постель и погасил свет. Стоит уйти надзирателю, как он тут же зажигает его вновь.

Месьё Зогеб встал четверть часа спустя после отбоя. Я застал его в ночной рубашке перед дверью господина Гитри, он разговаривал с господами Гитри и Далем.

Наконец, есть ещё одно опасное нарушение, к которому считаю своим долгом привлечь внимание дирекции.

Позавчера вечером, часам этак к девяти я видел из своей комнаты, как месьё Грэм выходил на внутренний каменный бордюр второго этажа.

Вряд ли стоит доказывать, какую опасность представляют подобные прогулки не только ночью, но также и днём.

Четверг 1-е июня. — Месьё Гитри не вышел даже во время перемены. Он показался лишь в половине второго.

7 июня (урок в 2.30). — Уже более часа, как начались занятия, а Гитри-старший так ничего и не сделал. У этого воспитанника был совершенно непристойный вид: без воротничка, без галстука, рубашка расстёгнута, из-под неё выглядывает тёплая нижняя фуфайка. Жалуясь на жару, он улёгся на стол и десять минут с помощью ракетки изображал, будто играет на гитаре.

10 июня (урок с 5-ти до 7-ми). — Урок прошёл очень спокойно в отсутствии братьев Гитри».

Из этого самого пансиона я однажды удрал и, направившись к нашему семейному бакалейщику, сделал ему заказ, якобы по поручению своей матушки.

— Месьё, — обратился я к нему, — мне нужно 4 кило сахару по 0,75 франка, 250 граммов чечевицы по 2 франка за кило, 125 граммов соли по 0,50 франков за кило и три с половиной фунта муки по 0,80 франка за кило.

— Будет сделано, месьё Саша.

— Сколько будет за всё?

Он ответил, что заказ будет стоить 5 франков и 5 сантимов. Я поблагодарил и опрометью пустился прочь, ведь он только что решил мне задачку, которую задали нам тем утром в пансионе.

Отец Метэйе

Моим восьмым по счёту пансионом оказалось заведение Шевалье, ибо в промежутке я ещё три месяца провёл в лицее Шамбери.

Этот лицей Шамбери был для детей настоящей каторгой, это уж что правда то правда. Что же до школы Лакордер, она была просто филиалом, если мне позволительно так выразиться, уже упомянутого заведения аркейских доминиканцев. О тех временах у меня осталось лишь одно-единственное воспоминание: об отце Метэйере, он был наставником в моей группе. Тогда он казался мне довольно пожилым, хотя на самом деле был совсем молодым человеком, потому что недавно мне вновь привелось с ним свидеться, и он всё ещё молод. Он был суров, но справедлив и отличался благородством нрава. Это ведь по его настоянию меня тогда выгнали, но он не держал зла за огорчения, которые я, должно быть, ему доставлял, ибо года два-три назад великодушно попросил меня председательствовать на банкете бывших воспитанников школы.

Он пришёл ко мне в театр, в мою артистическую уборную, и у нас с ним произошла краткая беседа, свидетельствующая о чистоте его души и полнейшем невежестве в вопросах театра. Когда я вошёл, он был уже там. Я уселся за туалетный столик и принялся накладывать грим. Он положил руку мне на плечо и с укоризной проговорил: