Мемуары на руинах - [69]

Играть вместе стали плохо. Лёша точно подмечал Марусины привычки. Тогда она почему-то на всё удивительное поднимала палец к небу и говорила «О!». И вот финальная сцена расставания: – «Вон твой трамвай!» – говорит героиня Маруси, стоя на авансцене на катушке для проводов. «О!» – отвечает Лёша, подняв к небу палец. Полный раскол, трагизм финала смазан.

В Венгрию Маруся попала совершенно случайно. Актёров – комсомольцев пригласили с концертами на Саяно-Шушенскую ГЭС, а в награду предложили путёвки в бывшую тогда Народной Республику. В группу включили Лёшу, и Маруся сделала всё возможное, чтобы тоже поехать в Саяны. Но в последний момент возлюбленного из списка почему-то исключили, поездка на ГЭС отменилась, и Маруся отправилась с группой товарищей в Будапешт.

Но накануне поездки произошёл очень серьёзный конфликт с Учителем.

Как обычно, воспитывая Марусю, он назначил её вторым составом к Боровковой в детскую сказку Клары Фехер про каких-то голубых (воображаемых) братьев и сестёр. (Шелгунов, репетируя голубого брата, решил всех поразить: он набрал в рот бензину, плюнул и поджог. Прямо на сцене. Бензин потёк по подбородку и воспламенился. Закончилось всё благополучно, но Лауреат Гос. Премии Народный артист Иванов написал стихи: Мальчик фокус сочинил, простенький. С бензином. Как идут ему теперь ушки из резины!) То время, когда Маруся страстно желала станцевать трёхсекундную партию мотылька в «Чуковском», прошло. Новое назначение было очевидным наказанием. Другие в это время репетировали «Бемби» и «Калоши счастья» Рощина, спектакль, запрещённый впоследствии городским худсоветом по идеологическим причинам.

Во время репетиции молодой режиссёр, воспитанный в этой же школе, не справляясь со своей ролью, решил наорать на К. С Кунтышева. Это был артист «из тех», безобиднейший и добрейший. Его страстью были канарейки. Маруся тут же вступилась за ни в чём не повинного и беззащитного.. Режиссёр остановил репетицию, Маруся вернулась в гримёрку. Тут же прибежала помощник режиссёра: – Маруся, беги скорее, там главному такое про тебя рассказывают, он же всё наврал! В кабинет Марусю войти не пригласили, слова произнести не дали. Не отрывая глаз от каких-то сверх важных бумаг, главный сказал: – Вы живёте не в своём государстве, делайте выводы!

Марусина истерика тогда обручем сдавливала грудь и не давала вздохнуть. Спасла подруга Наталья, какой-то поклонник подарил ей виски. Первый же глоток снял спазм, согрел внутренности, Маруся задышала.

Но подать заявление об уходе тогда она не решилась, обрекая себя на общение с теми, кто доносил, способствовал опале, улыбался в лицо. Венгрия проплыла, как в тумане: готические соборы, Национальный музей, по которому удалось пробежать, отмечая: да, Кранах есть, Рубенс есть… потому что дальше по программе нужно было ехать в Луна-парк. Однажды поздно вечером очередной комсомольский лидер пригласил её к себе в номер. На столе, конечно же, стояла бутылка. Чего он хотел от неё, Маруся не знала, и знать не хотела. Всю ночь она рассказывала комсомольцу о преимуществах американского сельского хозяйства, в котором 12% населения кормят не только свою страну, перед социалистическим с его 48% и нехваткой продуктов питания. Оставшиеся до возвращения на родину дни комсомолец от Маруси прятался. Перед отъездом группу повели в Венгерский «Мулен-Руж». Посадили русских на каком-то ярусе, под потолком, принесли орешки и какое-то спиртное. Представление претендовало на европейский уровень, но Маруся почти не смотрела на сцену. Её взгляд был прикован к двум молодым и очень красивым парам, сидящим за столиком у самой сцены. Завораживало то, как они были красивы и раскованы, как им приносили шампанское, с каким достоинством они принимали бокалы… Богатые и красивые! «Богатые всегда красивы» – писал любимый Скотт. Марусе в голову не пришло, что это могли быть нанятые артисты, она за чистую монету приняла этот спектакль и восторженно наблюдала за тем, как после представления обе пары вышли на площадку и профессионально стали танцевать танго. Потом они внезапно исчезли, площадка опустела, но оркестр продолжал играть, и подвыпившие русские сбежали со своего яруса, и, как в худших голливудских фильмах, толпой пошли плясать вприсядку, плясали до упаду, пока их не выставили из закрывающегося заведения.

В 1978 году Театр выехал на гастроли сначала в Польшу, потом в Югославию. Вывезли всю труппу и студентов. Бурный Марусин роман проходил, как и все театральные романы, у всех на глазах, соответственно, нашлось много желающих вмешаться в происходящее. Почему-то общественность считала своим долгом избавить несчастного Марусиного избранника от её пагубного влияния. Первыми узнали Лёшины однокурсники, не любившие Марусю за «манерность», затем дошло до Мастера. Он, как истинный Создатель-Демиург считал, что волен распоряжаться судьбами учеников. Союз Маруси с Гальпериным одобрил, и даже, на какое-то время подобрел, а вот на Лёшу у него были планы. Его поставили перед выбором: либо карьера в театре, либо любовь. Он заметался.

Посему и католическая Польша, так привлекавшая своей ни на что не похожей интонацией, полюбившейся благодаря литературе и кинематографу, мощными на тот момент, стали только фоном для Марусиных переживаний. В Польше труппа была накануне восстания «Солидарности», уже можно было заметить его приближение. Труппу пригласили в Дом Кино, где показали запрещённые тогда в Союзе «Человек из мрамора», и «Охотник на оленей». В кинотеатрах шли боевики с Бронсоном. Во всю работали пошивочные кооперативы, диковинные для советского человека, хорошо была развита контрабанда.