Мемуары на руинах - [59]

Шрифт
Интервал

Маруся, хорошая, наверное, не смогу больше писать сегодня. Да и сказано уже главное. Если у тебя возникнет потребность поговорить со мной – отвечу на любое твоё письмо. Можеь быть, хочешь спросить о чём-нибудь. Не желание поделиться болью толкнуло меня на поиски Маруси. Хотелось поделиться любовью. Может быть, это тоже эгоизм с моей стороны. Но ты – единственная из всех женщин, которой причитается половина того огня, той робости, той звенящей нежности и неугасающего беспокойства, и всего света, которые достались мне. И они действительно твои. Целую тебя. Благодарю. Будь Здорова. Живи хорошо.

Ольга. 29.4 92»

Через месяц-другой Братский театр приехал на гастроли в Ленинград с Кириной постановкой (очень, кстати, приличной). Маруся тут же вычислила Ольгу – тот же тип лирической героини, – и после спектакля бросилась ей на шею.

Баландина сказала: – Ох уж, эти мне незаконные…

А Ольга сидели у Маруси сутки, и они поминали, поминали…

– Он всё время сравнивал меня с тобой, невольно: – ой, ты повернулась, как Маруся, ой, у тебя такое же выражение лица…

Он умер у Ольги на руках. На секунду прервал репетицию – тромб, почти мгновенная смерть. Он не дожил полгода до сорока семи.

У меня мистическая убеждённость в том, что мать, посвятившая сыну жизнь и обиженная, забирает его. А законная вдова, разведшая мать с сыном, проявив недюжинные способности, стала хозяйкой всей этой огромной коммуналки и живёт безбедно, благоденствует, Бог ей судья!


06.06.95 Наталья Курапцева

«… Ты меня немножко испугала. Вернее, я испугалась, что ты сейчас Филинова поставишь на пьедестал и будешь на него молиться. Филинова! который загробил твою жизнь.

Но потом я подумала: а какое, собственно мне дело? Это твоя жизнь и твой Филинов. Чего это, спрашивается мне тебя учить, как к нему относиться? Хочешь молиться – молись, в конце концов! Но что-то наш с тобой разговор во мне всё-таки задел, и я, наконец, вытянула стихотворение, которое началось тогда, три года назад. А теперь оно написано. Его тебе и посылаю, поскольку в нём всё сказано.»

ПАНИХИДА
Эти пять сантиметров разрыва
На изношенном сердце твоём…
Эти водкой залитые рыла
Славословят твоё бытиё.
По тебе, по тебе панихида!
Ухмыляешься в тихом гробу?
Для тебя зеленеет Колхида,
Ангел ржавую чистит трубу.
Ты ушёл – как предатель, как прежде
Предавал. Негодяй и подлец!..
Да простит тебя мама Надежда,
Да спасёт тебя юный отец.
На вершину дорога крутая,
Ты дрожишь, как осиновый лист.
Отмолю я тебя, отрыдаю –
Будешь светел пред Богом и чист.
Я иду, как и ты, по обрыву:
Улюлюкание, хохот и визг.
Эти пять сантиметров разрыва
Просто честно оплаченный риск.

У нас с тобой странные отношения, и виноват в этом опять-таки, Кирилл Игоревич. Я никогда не была твоей соперницей, по той простой причине, что никогда не была любовницей Филинова. Он мне даже как-то сказал: «А ведь я тебе не нравлюсь как мужчина.» Я подняла его на смех. А теперь думаю, что его это оскорбляло, очевидно. Но тут уж ничего не попишешь. Филинов, как мужчина мне был никогда не нужен. Моя мама с ужасом говорила: – «Твой Квазимодо!». Я его не любила, я его боготворила. И продолжаю это делать к полному своему удовольствию. Теряется только физический контакт, а духовный остаётся. Правда, я мечтала прожить с ним вместе старость. Думаю, что это было бы колоссально интересно: старик Филинов и старуха Курапцева, мудрые, как черепахи Тортиллы. Не случилось.

Доктор:– Грустная история, но вы сделали из неё выводы? В чём, по – вашему, была причина?

– Я всё пытаюсь описать вам своё тогдашнее состояние: непрерывное стремление к максимальному накалу чувств, само по себе порочное и разрушительное. Так в сексе неумеренный доходит до полного извращения, так наркоман всё увеличивает дозу… Белая ночь, природа, красивый пейзаж обещают какое-то неземное счастье, вот оно, кажется, достигнуто, но вдруг оказывается, что это не оно – это подстава, симулятор, бездушная кукла… И рвёшься дальше, а удовлетворения всё нет…

Но были и совсем простые причины. Оставим то, что Кира был гулёной, а для Маруси это было неприемлемо. Сам по себе образ жизни молодого режиссёра обрекал на многожёнство. Как они стремились, как они осваивали профессию, как они мечтали возглавлять театры! Но… Все места давно были заняты. Что оставалось молодому режиссёру? Спектакли в провинции, месяцы жизни без семьи. А там, в провинции, молоденькие примы, мечтающие зацепиться за «столичного». А если предлагали художественное руководство, – то прощай Питер, навсегда становись провинциалом, зависящим от местного князька!

Так мгновенно распался союз моих однокурсников: Кошелева, который возглавил театр в Новгороде, и Оли Лысенковой, оставшейся в ТЮЗе. Да, мы слишком зависели от обстоятельств. Перед Марусей тоже стоял этот судьбоносный вопрос: куда распределят? Так страшно было уезжать… Маруся была способна на подвиги только в том случае, когда её ситуация припирала к стенке, и тогда, как заяц, сражающийся до последнего, она обнаруживала в себе скрытые доселе способности бороться. В обычных обстоятельствах богатая фантазия рисовала возможные ужасы, и даже поездка летом к морю казалась совершенно невозможной: – а где же я там буду жить?


Рекомендуем почитать
Мои воспоминания. Том 2. 1842-1858 гг.

Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.


В поисках Лин. История о войне и о семье, утраченной и обретенной

В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.


«Весна и осень здесь короткие». Польские священники-ссыльные 1863 года в сибирской Тунке

«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.


Исповедь старого солдата

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Записки старика

Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.


Гюго

Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.