Мемуары на руинах - [61]
– О, Доктор! Я не сказала главного: Маруся была законченной публичной женщиной, ну, в том смысле, что с какого-то момента, эмоции она должна была обязательно с кем – то разделять, иначе не получалось. Ну например, любимую музыку либо слушать в чьём-то присутствии, либо – не надо.
– То есть, как бы всё время быть на сцене?
– Примерно так.
– И что?
– Ничего. Платонический роман, никому не принесший ни вреда, ни пользы. Но на какое-то время спасший от однокурсников.
– А что с ними?
– Это одна из самых постыдных составляющих моей жизни… Трудно. Но…
Я уже говорила, что после занятий добираться пешком домой (где, к тому же никто не ждал) было довольно сложно. Сначала на проспекте Новаторов домой уходил Комиссаров, затем, на Голикова был дом Ерошина. У Маруси была альтернатива: одной идти через лес, в котором, по слухам, убивали, или ночевать у Ерошина. За ночлег Маруся расплачивалась телом.
– Иначе было никак?
– А как? И потом, это вечное Марусино чувство вины, то, что она всё время кому-то за что-то обязана… Было бы странно пользоваться гостеприимством, оставаться с мужчиной наедине и говорить ему: – Я не такая!
Семья Ерошина решила, что Маруся – невеста, сам Витя уже считал её своею собственностью, а когда понял, что наткнулся на непрошибаемую стену, нашёл типичный для мужчины выход: назвал Марусю интеллектуальной блядью, однокурсники подхватили, и понеслось… Гадость. Вспоминать не хочется.
Они с Комиссаровым были намного старше, они воспитывали и поддерживали, они же и подсадили на алкоголь. Ерошин спился и умер первым, Комиссаров – позже. Бог им судья.
Забудем. Мы – о театре. И о личной жизни, потому что существование в этом театре сплавляло в едином тигле актёрскую жизнь, интриги, женитьбы, рождение детей, разводы, измены… Как марсианская колония мы все, кто не успел улететь на шаттле, были вынуждены разделять всё, до малейших деталей.
Друг Богин, как многим Маруся ему обязана! Необыкновенно одарённый музыкально, очень начитанный, он как сейчас стоит перед глазами: курчавый, с бородкой, с вечной сигаретой без фильтра, от которой усы и губы становятся жёлтыми. Сплёвывая крупинки табака, он читает Марусе Мандельштама, говорит: – Ты поняла, что это («когда Психея-жизнь спускается к теням…») – про самоубийство? Как многим Богину обязан ТЮЗ! Гимн «Живя тысячелетья» – его произведение, соло трубы для «Шёл парнишке тринадцатый год…», наблюдения, номера… И ни единым словом нигде не упомянут как автор, «всё принадлежит всем», так же как «все играют всё», никаких авторских прав, никаких вознаграждений! Если бы Александр Кушнер слышал, на какую музыку Миша положил его стихи «Не соблазняй меня…». Миша играл на пианино, импровизировал, разбирался в джазе и был очень приличным режиссёром. Но, закончив Институт, как и все должен был уехать по распределению.
1973 ГОД
«Маруся, лапочка!
Знаешь ли ты, как зовут одиночество? Его имя – Рыбинск. Маленький, глухой, как обрубок ноги. Тело от него, кажется, далеко-далеко убежало. И все чужие. И поплакаться некому и посплетничать… Даже выпить не с кем. В театре надо держаться строго. А больше ни с кем контактов нет. Так что одна радость – работа. А это, и вправду, радость. Ковёр тку! Репетирую ежедневно, иногда два раза в день (если позволяет расписание), срок сдачи – 19 апреля! Смешно. Так что, ни о каких «поисках» речи быть не может. Сажусь вечером накануне, расписываю для себя сцену. А наутро стараюсь неприметно впихнуть их в этот рисунок. Актёры – н-н-н-ничего. Работают, смущаются. Кое-кто – просто попки. Сами ничего ни придумать, ни оправдать не могут. Я тявкну – он тявкнет, я пукну – и он рад стараться. Но есть и, если не с царём в голове, то, хотя бы, с мозжечком. Нет героини! Вообще! Дирекция стонет. Я им вякнул – мол, в Питере есть такая студентка, выпускница – Машка Старых. Но, мол, не знаю, поедет ли она сюда? Но баба – первый сорт, и рожа, и голос! Директор (неплохой, кстати, мужик), лапками замахал: – Давай, зови, мы на всё готовы! Прописку ей сохраним, всё сделаем! Я сказал: – Я ей напишу. Что я сам по этому поводу думаю: я чуток поездил, присмотрелся и знаю: театр этот – не из худших. Во всяком случае, сволочей нету. Образ жизни таков, что гадам развернуться негде – это же не Питер. Делают они примерно 10 спектаклей в сезон. Это значит-5-6 главных ролей твои. За год такое сыграть, да ещё в условиях, когда ты начнёшь ощущать в себе и научишься пользоваться школой – это не вредно. Тем более, что есть шанс кое-что у них урвать. Да и я здесь, вероятно, кое-что делать буду.
Надо написать им письмо: мол, я ещё ничего не знаю, какие у вас предложения по ролям, то да сё… Это тебя ни к чему не обяжет. Закинь такую приманочку. Пусть они раскроют кошель, а там посмотрим.
Целую. Миша.»
ДОКТОР:– Написали?
– Нет, и в голову не пришло.
ДОКТОР:– Сейчас не были бы отлучены от сцены, город носил бы вас на руках… ну, как мечтала Нина Заречная…
– Нина Заречная ехала в Елец третьим классом… Хотя… самое смешное, что Рыбинск – мой родной город. Там, на привокзальной площади стоял духэтажный деревянный дом одного моего прадеда, а ещё – каменный дои другого. Дед окончил Рыбинскую мореходку, играл в ансамбле балалаечников… Все старинные семейные фотографии – Рыбинские. Выбор был. Но не было решимости его сделать. Несмотря на все конфликты, Маруся не могла порвать пуповину, связывающую её с Альма-матер, боялась покинуть Питер и начать жить самостоятельно. А так, оно катилось само по себе по проложенным судьбой рельсам… Ну, и «Ленфильм» под боком. Хотя, и там после скандальных съёмок в «Соломенной шляпке» репутация Маруси была безнадёжно испорчена, и приглашений не было. Учитель вёл себя как собака на сене: держал учеников в чёрном теле, но всеми силами мешал карьере в кино. И в другие театры не пускал. Маруся дважды показывалась: Владимирову и Опоркову. Оба выдерживали паузу, явно созванивались с Учителем и отказывали. Это предположение, скорее всего, верно, потому что подобное случалось не с одной Марусей. Только одна девочка, приехавшая из Казани, талантливая и очень уверенная в себе, полностью игнорировала все запреты, когда её пригласил на съёмки Авербах. «Потеряю театр? Ну и ладно!» И выиграла, и стала звездой, и мастер пошёл на попятный.
Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.
В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.