Мемуары на руинах - [57]
Похороны, сосна, растущая из могилы. Мне нужно на съёмки, ты ждёшь ребёнка…
Прости, прости меня, Маша! Это сейчас я обливаюсь слезами, по прошествии…
И можно продолжить…Не стоит. Зачем я всё это?
Блажь. Люблю ли? Скорее, хочу. Не только постели (хотя, этого м. б. больше всего) – твоих песен, или стихов, или ругаться, спорить, или бежать по мокрому асфальту, а потом пить вино в сумерках, и знать, что всё впереди.
Было ли это?
Возможно ли?
Прости за тревогу.
Некогда твой К. Ф.
Р. S. Как ужасно – невыразимость!»
13 марта – Вологда
«Здравствуй, Маша!
Увы и ах! Только сейчас имею возможность ответить тебе на письмо. Очень много работы по подготовке к гастролям, поэтому пишу весьма коротко.
Могу только посочувствовать тебе в связи с твоей личной жизнью. Ты создаёшь её себе сама, самой тебе и приходится расхлёбывать. М. б. – не по Сеньке шапка? М. б. запрос превышает возможности? С чего ты взяла, что у тебя непременно должно быть то, на что ты не имеешь права? Мне грустно от сознания того, что я был прав и предвидел этот конец. К сожалению, не могу тебе даже ничего посоветовать до тех пор, пока ты не поймёшь, что для тебя является в жизни главным не на словах. А на деле.
Что же касается работы, то советую тебе оценивать пьесу не в частностях, а в целом, продолжать заниматься только личностью Мизиновой не касаясь внешних фактов её биографии. Почему у неё ничего не вышло с Чеховым? – вот вопрос. И думай о музыке к спектаклю. Учи текст, думай о пьесе, но не мучайся. Я приеду в начале октября – разберёмся.
Если что – пиши в Архангельск, на главпочтамт до востребования. Там я буду посвободнее, и, скорее всего ещё раз напишу тебе, но спокойнее и подробнее. Помни, что «на свете счастья нет…» и т. д. Не устаю твердить тебе одно и то же.
Как всегда, Кирилл»
23 августа
«Знаешь, Маша, всё никак не решался ответить тебе на письмо, хотя приехал уже десять дней назад и сразу его получил. Не было настроения. Нет – не было настроя. Я не хотел заражать тебя суетой, в которой варюсь, которая заглатывает меня даже в редкие свободные минуты, по вечерам. Нет мне покоя.
А письмо к тебе – это роскошь, которую я не могу себе позволить часто. Может быть, ты права, и я всё придумываю. И мы оба хотим видеть друг в друге придуманных людей. И, тем не менее, писать тебе – роскошь. Хочется употребить ещё какие-нибудь упаднические слова – пир души, например. Может быть, это под влиянием Вертинского, которого я не спел тебе летом, и с тех пор пою очень часто сам себе, просто мания какая-то.
Наши встречи в Ленинграде мне не очень понравились. Нас отравил город суетой, беспокойством, буднями. И говорили мы всё не то, и не так пили вино, и я не так целовал тебе руку. Мне кажется иногда, что для счастья нужно так мало – просто быть рядом. Но и такая малость бывает невозможна. И ничего не говорить, молчать. Или, наоборот, говорить. И вот я сижу, перечитываю твоё письмо и перебираю наши прошлые минуты, как осенние листья. Не бойся, я не стану делать тебе больно. Скорее – себе. Но нет, не буду вообще – слишком сладко и больно. Я ведь иногда часами вспоминаю тебя. И не минуты любви, а вот какую-нибудь твою улыбку, поворот головы. И никогда – слова. Если бы ты могла приехать…
Ни за чем, вернее, за тем, что не определить словами. Иногда я иду домой и мне кажется, что ты меня ждёшь. Я даже дверь в свою комнату не запираю. Есть такая мечта – чтобы ты приехала. Нет-нет, если это не нужно тебе, или затруднительно, – об этом не может быть и речи. Но мечта всё равно ведь остаётся.
И стихи Ахматовой, что ты мне прислала, я положил на музыку, но сам спеть не могу – нужен женский голос, видала, как я к тебе подъезжаю.
Напиши мне срочно. Хоть две строчки, на почтамт (кстати, в этом слове «почтамт» ты делаешь забавную ошибку, которую делал и я лет до двадцати). И в надежде на чудо – на твой внезапный приезд, посылаю тебе свой адрес: Вологда, Пролетарская ул.Д 61 кв.25.
Ответь мне срочно.
Целую тебя. Кирилл»
Маруся не приехала. У неё началась новая, головокружительная, но такая же безнадёжная история.
Кире Маруся обязана ещё двумя сильнейшими сценическими опытами. Он всё-таки, был очень хороший режиссёр, и уж точно, Марусин режиссёр.
В Питер показываться в театры приехал Марусин друг из Москвы – Миша Житько.
Он выбрал отрывок из пьесы Вампилова «Утиная охота», трудную сцену объяснения Зилова с женой, где он предлагает ей пепельницу, которая как бы букет. В принципе – издевательство над женщиной, ёрничанье. Кира так объяснил происходящее, что оно наполнилось совершенно иным смыслом: это Зилов – страдающий, это жена приземлилась и обабилась, забыла, предала первую свежесть чувств! Как интересно было актёру, предлагая пепельницу вместо букета смотреть в глаза актрисе с немым вопросом: ты поняла, о чём я? Как интересно было актрисе вместо того, чтобы тупо обидеться и негодовать, заглянуть вглубь себя и покраснеть от стыда!
С подругой Жванией затеяли самостоятельную работу (это очень приветствовалось, правда после единственного показа, обычно, забывалось. Выпустили артисты пар, показали свои возможности – и опять вернулись к детскому репертуару). Замахнулись на Сэллинджера. «Лапа-растяпа».
Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.
В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.