Мемуары на руинах - [55]
Ты сказал: «Ты меня не понимаешь!»
Понимаю, Кира, но… тебе нужно другое. Тот мир мой, который ты называешь придуманным – моя духовность. Женщина, которая тебя понимает – та, что признаёт только за тобой право на эту духовность, не вмешиваясь, зная своё место. Я понимала тебя, но оспаривала первенство: сама рассуждала, выбирала стихи, любила их, философствовала, это унижало тебя, и этого ты не мог мне простить – моей попытки быть равной тебе.
«Если бы ты не была такой, я бы тебе многое прощал!» – Я не могу не быть «такой».
Зачем ты сказал: «Мама каждый вечер говорит о тебе»?
Да, я незрелая, витающая в облаках, высокомерная девица, утомляющая, всё время требующая чего-то, но ты завладел всеми моими мыслями, я преданна тебе и готова на любые жертвы. Твоя мама это чувствует.
Я не могу себе представить жизни отдельно от тебя!
В самом деле, наверное, есть связи, которые невозможно разорвать. Особенно когда объединяет профессия. Кирилл очень хорошо знал Марусю, каждый раз, когда в возвышенном порыве она, либо ударялась затылком о тумбочку, либо падала навзничь, споткнувшись о единственный камушек на дороге, он повторял: – ты всё трагической актрисой себя представляешь, а на самом деле ты – клоунесса! Именно Марусе он предложил поставить с ней моноспектакль по пьесе Саши Ремеза «Божественная Лика», основанной на истории отношений Чехова и Мизиновой. Репетировали урывками, находя короткие интервалы в основной работе. Они снова стали друг для друга мужчиной и женщиной тоже урывками, от слова «урвать». У судьбы. У людей. Марусе приходилось иногда звонить, чтобы договориться о репетиции. Лена была беременна, однажды она подошла к телефону и резко спросила: – Зачем ты ему звонишь? – Маруся сорвалась и ответила недостойно. Почему? Потому что считала Кирилла своей выстраданной собственностью. А работа создала между ними какую-то новую, удивительную близость. Режиссёр так точно поставил перед артисткой задачи, так просто объяснил то, над чем Маруся безуспешно билась до тех пор, что спектакль стал главным событием её творческой жизни, её визитной карточкой.
Но – зло есть зло, оно, как известно, аукается. Аукнулось спустя много лет, когда новая «свекровь», известная актриса, встретила вошедшую в дом Марусю вопросом в упор: – Зачем вы звонили беременной женщине и говорили ей, что спите с её мужем? – Господи, как же было стыдно за тот давний срыв! Хотя союз с Леной продолжался не так уж и долго. Кира получил диплом режиссёра, и стал надолго уезжать из Ленинграда. У него была своя жизнь, у Маруси – своя, но письма продолжали приходить.
Из Орла. Апрель 1977
«Здравствуй, Маша!
Ровно две недели рассуждал о том, с какого обращения начать. А потом плюнул. Перестал конструировать общение. Я теперь пьян, но это ни о чём не говорит, я теперь не пьянею. Я бы тебе и трезвый написал, но это было бы разумнее.
А сегодня я пишу тебе безрассудное письмо. Маша, Маша! Сколько бы мы с тобой ни говорили – никак договориться не можем. Да и не договориться.
Суть в том, что, когда я вернусь в «колыбель революции», все эти слова, (и это письмо) потеряют смысл. Не исключено, что я отрекусь и от этих слов, и от этого письма. И это будет верно. Но не значит, что хорошо.
Ты изредка снишься мне. И я сознаю, что виноват перед тобой. О твоей вине я не хочу говорить, я забыл, – в чём она?
Есть связи, которые невозможно разорвать, кто бы как бы ни старался. Я очень старался разорвать всё, что можно. И, наверное, можно пресечь, но нельзя перечеркнуть память. Нельзя вычеркнуть ночной перегон Москва-Ленинград, и первое исполнение песни № Поручик голицын» и оконную раму вагона, уходящего в Болгарию. Нельзя забыть вкус и запах и цвет. Нельзя забыть даже секунду, даже атом.
Глупо! Глупо! Я собирался писать о себе, а пишу о невысказанном. Я знаю, что всё меняется, и что мы – другие. Я не хочу рядиться ни во что – это бессмысленно. Я не Монро Стар, хоть и предвижу в нём свой конец, который надвигается неотвратимо. И сколько ещё осталось – Бог весть!
Я не прошу ничего. Я просто горюю, горюю сверхсил (м. б. это слово надо писать раздельно? – я пьян.) Я часто думаю: хоть бы три дня опять вместе, хоть бы день. Просто наговориться. Как Понтий Пилат желал только одного: – встречи и ещё одного разговора. Но знаю я, что ничто не спасёт – ни миг, ни час, ни день – ничто. Не лучше ли сделать ещё одну попытку забыться и заснуть.
Наивно. Видишь, Машка, я откровеннее, чем ты. Я ничего не маскирую, не конспирирую. Хоть и прошу сохранить это строго между нами (особенно прошу молчать с Натальей Пожарской – она никому не скажет, но начнёт обсуждать этот вопрос со мной, а мне это ни к чему.)
Мы расстаёмся с тобой надолго, не исключено, что навсегда. Это тяжело и страшно. Но так будет, и не надо ничего менять. Мне было бы легче, если бы я не изменился со времени нашей встречи в садике – во дворе под моими окнами.
Но мы тогдашние – в прошлом. Я знаю, что и ты уже в прошлом. Каждый сам по себе. Так хочется схватить за хвост проклятое время и повернуть вспять, и отыскать ошибку. Но – немыслимо. Ничего не вернуть. Кончаю рассопливаться. Я ставлю прекрасный спектакль по пьесе Ремеза «Выпускники», там и про нас тоже.
Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.
В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.