Мемуары - [57]

У Государыни были трудные, но не опасные роды. Так как ее постоянный акушер умер, выписали другого, из Берлина. Этот последний, без сомнения, подговоренный теми, кто желал разрушить влияние Императрицы и Нелидовой, именно Кутайсовым, объявил Государю, что он не ручается за жизнь Государыни, если она еще забеременеет. Это послужило источником всех интриг, имевших место в течение года.

Едва оправившись от родов, Государыня получила sизвестие о смерти своей матери, как раз в то время, когда она ждала ее приезда в Россию. Она была удручена этим горем, и Государь относился к Ней со всей внимательностью и предупредительностью нежного супруга. В половине апреля двор поехал в Павловск, а в начале мая Государь вместе с Великими Князьями Александром и Константином отправились в Москву, где был назначен общий сбор войскам и маневры. Оттуда Государь и Великие Князья должны были отправиться в Рязань. Император провел в Москве пять или шесть дней; публика усердно посещала маневры, тем более что стояла чудная погода; для приезда Государя давались балы и другие празднества.

М-ль Лопухина, обратившая на себя внимание Государя еще в прошлом году во время коронации, показалась ему в этот приезд еще прекраснее. Кутайсов изо всех сил старался увеличить впечатление, произведенное ею на Государя, и последний уехал из Москвы страстно влюбленный в нее, с твердым намерением привлечь в Петербург предмет своей страсти.

Я должна не забыть привести здесь одно интересное обстоятельство, случившееся около этого времени с г-жой де Тарант. Мой муж вызвал участие к тяжелому положению принцессы де Тарант в добром сердце Великого Князя Александра и Великой Княгини Елизаветы. Они были так добры, что пришли ей на помощь и подарили 12 000 рублей, под условием глубокой тайны относительно этого благодеяния, сделавшего ее так счастливой, как она могла быть в то время, и облегчая ей возможность помочь своей сестре и ее семье. Ее слезы благодарности наполнили меня радостью.

Лето 1798 года я провела в деревне на Петергофской дороге вместе с Толстой и де Тарант. Чем дальше шло время, тем больше я привязывалась к последней. Ее прекрасная отзывчивая душа была способна оценить дружбу. И с каждым днем я видела, как увеличивалось мое расположение к ней. Ее гордый и твердый характер вызывал ощущение покоя той поддержкой, которую я находила в нем.

Лорд Уайтворт⁸⁾, посланник Англии, жил недалеко от нас. Мне необходимо упомянуть о нем в моих мемуарах, хотя воспоминание о нем принадлежит к одним из наиболее тяжелых. Вот уже долгое время, как он выказывал по отношению к Толстой мнимую страсть, т.е. просто желал погубить ее, но он скрывал свои проекты под самой обольстительной маской. Никогда он не сказал ни слова, которое могло бы оскорбить ее; он весь был проникнут уважением и вниманием к ней. Такое отношение продолжалось много лет. Наконец она заметила чувство; внушенное ею, но .ее недоверие к себе и дружба, наполнявшая тогда ее сердце, помогали ей избегать опасности без всякого ; усилия. Но все-таки это соседство мне не нравилось. Я никогда не могла выносить любви мужчины к замужней женщине. Я даже нахожу эти чувства преступными, в особенности в человеке, которому около пятидесяти лет. В это время, хотя в поведении лорда Уайтворта не было еще ничего предосудительного, все-таки легко было заметить, что он начинал переходить известные границы. Я остерегалась обратить внимание Толстой: было бы ужасно смутить ее спокойствие. Но последующие события слишком оправдали мои опасения.

Император возвратился из поездки к концу июня. Государыня и Нелидова выехали навстречу ему в Тихвин. Они были крайне поражены переменою его отношения к ним. Их Величества вместе возвратились в Павловск, где Государыня приготовила праздник по случаю приезда Государя. На этом празднике впервые появилась мадам Шевалье, актриса, которая с этого времени заняла видное положение в Петербурге. В части сада, называвшегося Соловей, многие из аллей кончались круглой огороженной площадкой. На каждой из этих площадок были устроены различные сцены. На одной была сцена из комедии, на другой из балета, на третьей из оперы и т. д. Обойдя все аллеи, дошли до последней, в конце которой находилась хижина, существовавшая с основания Павловска и поэтому оставленная нетронутой.

У входа в последнюю аллею граф Вельегорский⁹⁾, переодетый пустынником, подошел к Императору и, сказав ему несколько красивых комплиментов, попросил его войти к нему в хижину. Император последовал за ним и увидел сзади хижины оркестр, аккомпанировавший хору, из всех Великих Княгинь и Княжон, исполнявших из Люцилии «Нигде так не хорошо, как среди своей семьи». Все было очень хорошо, если не считать, что никогда Государь не возвращался к своей семье с чувствами, так мало приличествующими отцу семейства.

Ужином под музыку в маленьком саду Государыни закончился праздник. Стояла прекрасная погода, много способствовавшая тому, чтобы праздник казался прекрасным тем, кому возвращение Государя сулило счастье. Но тот, для кого он предназначался, едва сохранял внешне довольный вид, и Государыня предчувствовала уже все неприятности, ожидавшие ее.