Мемуары - [55]

— Что это такое? Шведский Король женится на вашей сестре?

— Я в первый раз об этом слышу, — ответила Великая Княгиня.

— Но это сказано в газетах.

— Я не читала их.

— Этого не может быть; вы знали об этом; ваша мать назначает свидание королю в Саксонии и везет туда с собой ваших сестер.

—Я знала про путешествие, которое моя мать собиралась совершить в Саксонию, чтобы повидаться с моей теткой, но про другую цель этого путешествия мне не было известно.

— Это неправда; этого не может быть; вы поступаете недостойно по отношению меня; вы не доверяете мне и предоставляете мне узнать из газет про оскорбление, нанесенное моей бедной Александрине! И это как раз в тот момент, когда мы могли быть вполне уверенными, что ее брак состоится, и когда нас прельщали надеждой! Это ужасно! Это возмутительно!

— Но я в этом не виновата.

— Вы знали об этом и не предупредили меня. Вы проявили ко мне недостаток доверия, уважения...

— Я не знала об этом. Да наконец, мои письма читают на почте; будьте добры справиться там, о чем писала мне моя мать.

Это было последнее слово Великой Княгини, очень взволнованной и даже рассерженной той сценой, которую ей устроила Государыня. Выслушав после этого целый поток слов, очень мало сдержанных, она удалилась к себе. С этого времени Императрица не разговаривала с ней, заметно дулась на нее и даже отпускала на ее счет замечания, которые она хотела сделать оскорбительными, но они вызывали только сожаление.

Однажды вечером, когда Великие Княгини присоединились в саду к их Величествам, чтобы вместе идти на прогулку, Великая Княгиня Елизавета подошла к Государыне, чтобы поцеловать у нее руку. Государыня с аффектацией протянула ей руку, Великая Княгиня вполне и искренно поцеловала ее. Государыня, вместо того чтобы поцеловать Великую Княгиню, резко заметила ей:

— Вы загордились и не хотите больше целовать у меня руку, потому что ваша сестра стала королевой.

Великая Княгиня только пожала плечами с видом сожаления, что до гакой степени раздражило Императрицу, что она эти же слова повторила Великой Княгине Анне. Император далеко не разделял этого . смешного поведения и нисколько не переменился по отношению к Великой Княгине. Он сказал ей как-то, шутя:

— Ваша сестра вступила в соперничество с моей дочерью.

— Я-огорчена этим, — ответила Великая Княгиня Елизавета.

— В конце концов, какое значение имеет это для нас? Мы найдем, за кого выдать Александрину, — сказал Государь.

Немилость, в которой оказалась принцесса де Тарант, нисколько не удивила меня, но сильно огорчила. Я не могла ей выразить это. Она попала в общество, совершенно противоположное тому, где я вращалась, в общество супруги князя Алексея Куракина³⁾, и главным образом княгини Долгоруковой⁴⁾, где делали все, хотя она этого и не подозревала, чтобы помешать ей приехать ко мне. По возвращении моем в город она сделала визит моей матери, так же как и мне. Я возвратила его без особой поспешности. Несколько дней спустя мой дядя дал для нее ужин, я принимала гостей. Мы были с принцессой де Тарант в полнейшем согласии. Ее уверили, что я была самой педантичной женщиной, неестественной и с большими претензиями.

Принцесса сказала мне, что она боялась меня как очень ученого человека. Я знала, что все это были интриги, пущенные с целью помешать ей познакомиться со мной, и сказала Толстой:

— Через несколько времени госпожа де Тарант будет ежедневно бывать у меня, мое сердце говорит мне это, и оно редко ошибается.

После двух или трех визитов, сделанных ею мне, я пригласила ее обедать; но накануне назначенного дня, вечером, моя младшая дочь.и дочь графини Толстой заболели оспой. Я написала принцессе, выражая ей сожаление, что не могу принять ее. Моя дочь была в очень опасном положении, и, хотя дочь Толстой была не так сильно больна, она умерла в судорогах. Я видела, как она кончалась. Мать находилась в состоянии, достойном сожаления. Я увезла ее к себе, также и ее мужа, остававшегося две недели у нас. Я ухаживала за графиней около месяца.

Когда прошли шесть недель, принцесса де Тарант написала мне о своем желании меня видеть. Я приняла ее предложение. Когда она вошла в комнату, я сидела рядом с Толстой. Печальное выражение лица последней поразило госпожу де Тарант. Она подалась назад от удивления. Я встала навстречу ей и посадила ее между графиней и мной. У госпожи де Тарант не хватило храбрости посмотреть в ее сторону или заговорить с ней, как вдруг с Толстой сделался ужасный нервный припадок. Принцесса взяла ее на руки и отнесла ее вглубь моего кабинета. Она оказала ей самые усердные заботы. У меня совершенно не было сил: положение Толстой лишило меня их. Когда ей стало лучше, госпожа де Тарант подошла ко мне и сказала:

— Вы несчастны и неспокойны; позвольте мне приехать завтра.

Действительно, она приезжала каждый день. Наша дружба возникла легко: она оплакивала любимую государыню, и я понимала ее лучше, чем кто-либо другой.

Двор возвратился в Гатчину в первых числах ноября. Вначале там были маневры гвардейских полков, всегда следовавших за Императором. Маневры производились каждый год в одно время, кроме 1799 года, когда был Италийский поход. Когда наступила зима, по вечерам давались спектакли. Большею частью это была итальянская опера, не потому что Государь не любил французской комедии, но во время траура по Государыне труппа рассеялась и другой еще не собрали.