Меланхолия одного молодого человека - [8]

— Но я уже устал! Зачем это все нужно, кто это, находясь в здравом уме, будет читать?!

— Ты.

— Издеваешься? Ты просто снова хочешь показать мне героев, которых я полюблю, а в итоге убью!..

Ах, да! Одна немаловажная деталь, объединяющая практически все мои работы. Как бы красиво и безмятежно они не начинались, конец один — смерть. Смерть либо главного героя, либо близкого ему человека. И это мне ни черта не нравится!

Поначалу да — я хотел их убивать. Кровавые ошметки, безумный смех, вопли ужаса — вот направление первых двух лет осмысленного творчества. А вдохновением было все что угодно: от книг и фильмов аналогичного жанра, включая документальные про серийных убийц, до случайного толчка у входа в магазин.

Те немногие рассказы, что я публиковал в сети, сразу подвергались критике со стороны читателей.

«К чему такие кровавые подробности?»

«Жесть ради жести».

«Меня натурально начинало тошнить от описания некоторых сцен».

«Создается впечатление, что автор просто смакует каждое действие героя».

«Смакует» — пожалуй, самое точно определение. Я наслаждался, действительно наслаждался написанием некоторых сцен. Например, где убийца, связав в сарае пойманную девицу легкого поведения, медленно вонзает той в глаз перочинный ножик. Или где человекоподобное чудовище разрывает когтями людские животы так, что кишки вываливаются наружу. Или — и это одна из моих любимых — жизнь маньяка с трупом женщины до стадия его разложения.

— Видела вчера твой новый рассказ.

— И как тебе?

— Поначалу подумала: «Это что-то новенькое», а потом: «Нет, опять какую-то бабу убил».

Все изменилось, когда я обратился к психологу. Одиночество, проблемы в семье, ненависть к своим текстам привели к тому, что я начал выпивать. Сильно начал выпивать. Дни свелись к одному и тому же сценарию: прерванный будильником сон, полный человеческими тушами автобус, несколько часов бессмысленных занятий в институте, снова автобус и покупка в ближайшем магазине шести, восьми бутылок пива, которые в течение вечера будут употреблены в одно рыло. И так раз за разом. Все деньги, присылаемые родней, уходили на алкоголь, книги и еду. Именно в такой последовательности.

В очередное похмельное утро, когда надо было ехать на занятие, у меня не было сил даже на то, чтобы встать с постели. Вдобавок к этому пришла отвратительная, холодная, пропахшая пельменями паранойя. Тело тряслось, навязчивые мысли устроили оргию в еще больной от алкоголя голове, а постель, что еще полчаса назад казалась такой мягкой и приятной, превратилась в ложе с торчащими верх идеально заточенными карандашами. Мне было страшно как никогда ранее. Я честно верил, что именно так и выглядит смерть. Только ближе к полуночи это гнетущее состояние мало-помалу прекратилось.

Психологом оказалась женщина лет тридцати — симпатичная высокая блондинка, которой очень шел деловой стиль. Это стало приятным дополнением, так как, несмотря на все давние неудачи, именно с прекрасным полом мне было общаться легче всего. Я чувствовал понимание с ее стороны, был максимально откровенен. Час сеанса протекал десятью минутами, а выходя на улицу после, я чувствовал то, чего не ощущал с детства — легкость. Улыбка то и дело начала чаще появляться на лице, появился намек на уверенность в себе и в своем таланте.

И так я открыл для себя новый литературный жанр.

Спустя несколько месяцев после начала терапии, по дороге в институт я посетил книжный магазин, где вместо раздела с триллерами и детективами, свернул в противоположную от него сторону — в раздел современной зарубежной прозы. Погуляв глазами по книжной полке, я наткнулся на небольшой томик с простым, но одновременно цепляющим названием. Потянувший к нему, я обнаружил, что книжонка еще меньше, чем была на первый взгляд. Аннотация, первые страницы — все это пробудило интерес, и я, не кинув взгляд на ценник, пошел к кассе.

То, что начиналось с простого, даже ироничного любопытства, разгромило понимание о книжном формате как таковом, заложив на его месте новый: более светлый и приятный на ощупь мир, где главные герои не обязательно должны обладать чем-то сверхординарным, чтобы понравится читателю, заставить их сопереживать. Они обычные люди, со своими обычными проблемами и заботами. Они те, кого можно спокойной встретить на улице и забыть через минуту.

Переход от крови и расчлененки к драме повседневности прошел относительно плавно, вот только одна вещь никуда не делась и продолжала заглядывать на огонек — эта стервозная костяная старуха. Я влюблялся в своих героинь, искренне любил всех героев и желал — правда желал! — всем им счастья.

Но Смерть все равно натачивала свою косу.

С болью в сердце я писал концовки рассказов — я уже не был создателем, скорее обычным передатчиком, которому строго говорят, что писать. У меня не было власти над Историей. Жалкие попытки повернуть сюжет в сторону, угодной мне, обращались в прах, грозясь забрать с собой всю историю целиком.

Мне оставалось только подчиниться, обвинять себя в трусости и слабости и смотреть, как родные мне люди по ту сторону пера медленно движутся к погибели.