Мексика - [3]

Он поднял непослушную отяжелевшую руку и, нахмурившись в попытке сконцентрироваться, уставился на часы.

– В девять?

Она снова пожала плечами.

– Идет.

– Да, кстати, – сказал он. – Я Лестер.

Прошло уже два года со смерти Эйприл. Ее сбило машиной в квартале от их дома, и хоть водителем оказался застывший за рулем отцовского Suburban'a подросток – это была не совсем его вина. Во-первых, Эйприл шагаула на дорогу фактически прямо под машину в двадцати футах от пешеходного перехода, и, кроме того, словно этого было мало, она тогда была с завязанными глазами. Да, с завязанными глазами и с одной из этих длинных гибких фиберглассовых тростей в руке, которыми слепые ощупывают мир у себя перед ногами. Ей это нужно было для курса психологии в университете Сан-Франциско: «Стратегии личности с физическими ограничениями». Преподаватель попросил двух добровольцев в течение недели не снимать сглаз повязку – даже на ночь, даже в постели, все без обмана, – и Эйприл первая подняла руку. К тому моменту они с Лестером были женаты уже два года – он впервые, она во второй раз, – а теперь прошло уже два года, как ее не стало.

Лестер всегда был не прочь выпить, а после смерти Эйприл стал получать от выпивки меньше удовольствия, но алкоголя ему уже требовалось значительно больше. Он осознавал это и пытался бороться. В общем, вернувшись к себе в комнату в приподнятом настроении от предвкушения вечерней встречи с Джиной – Джиной-Пумой – он не мог удержаться, чтобы не откупорить купленную в дьюти-фри бутылочку «Эррадуры» и не смочить горло долгим основательным глотком.

В номере не было телевизора, но кондиционер работал вполне сносно, и, прежде чем избавиться от пропитавшейся лотом рубашки, Лестер несколько минут постоял в потоке прохладного воздуха, после чего направился в душ. Вода оказалась чуть теплой, но это и к лучшему. Он побрился, почистил зубы и, выйдя из ванной, снова устроился перед кондиционером. Затем на глаза ему попалась бутылка на ночном столике, и он решил выпить еще глоточек – только один, ведь не хотел же он упиться в хлам еще до вечернего выхода с Джиной-Пумой. Однако потом он посмотрел на часы и увидел, что еще всего-навсего семь двадцать, Я подумал, мол, что за черт – два стакана, три, – ему просто хочется хорошо провести время. Слишком возбужденный, чтобы уснуть, Лестер рухнул на кровать, словно огромная мокрая, брызгающая водой рыбина, и принялся перелистывать желтоватые страницы «Под вулканом» – дешевого издания в мягкой обложке, которое он не мог не взять с собой из-за невыносимой томительной гармоничности романа. А что еще он должен был читать в Мексике – Пруста?

«No se puede vivir sin amar»,[13] – читал он. – «Ты не можешь жить без любви», – и увидел, как Эйприл выходит на улицу с дохленькой фиберглассовой тросточкой и черной бархатной маской для сна, плотно прижатой к глазам. Эта картина ему совершенно не понравилась, ну просто никак, и он выпил еще и подумал о Джине. Он ни с кем не встречался уже полгода, и теперь явно настало такое время. Кто знает? Всякое может случиться. Особенно в отпуске. Особенно здесь. Он отставил бутылку и открыл книгу в конце, там, где консул с распоротым животом, потеряв всякую надежду, замертво падает в пропасть, а вслед за ним туда швыряют раздувшуюся дохлую псину.

Когда Лестер читал роман впервые, это показалось ему очень даже забавным – милая чернушка, мрачная ирония. Теперь он уже не был в этом так уверен.

Было без четверти девять, когда он спустился вниз, Джина уже ждала его в баре. Помещение освещалось бумажными фонариками, подвешенными за ниточки к сложенной из пальмовых листьев крыше. С океана дул еле заметный ветерок и доносился шелест волн, в воздухе витала смесь аромата жасмина и цитрусовых. Все столики были заняты, посетители трудились над рыбой и Маргаритами, тихо переговариваясь на испанском, французском и немецком. Хорошо. Просто чудесно. Но стоило Лестеру подняться на десять ступенек из патио в бар и подойти к стоике, как его нога словно отказали – будто бы они на мгновение исчезли, а потом как по волшебству были пристроены обратно. И все это в какую-то долю секунды. Еда Ему нужно поесть. Буквально чуток, и все устаканится. Для равновесия.

– Привет, – и он легонько пихнул Джину плечом.

– Привет, – отвечала она, вспыхнув улыбкой.

На ней были шорты, босоножки на высоком каблуке и голубой топ с завязками на спине, поблескивающий мелкими синими бусинками.

Лестер поразился, какая же она все-таки крохотная – в ней было едва ли больше сорока пяти килограммов веса. Прямо как Эйприл. Да нет, точно как Эйприл.

Он заказал «Эррадуру» с тоником, его лежащие на стойке руки казались огромными кирпичами.

– А ты не пошутила? – повернулся он к Джине. – Ну, о боксе, я имею в виду. Только не обижайся, но ты такая… такая, ну, маленькая. Мне просто интересно, не сердись.

Она окинула его долгим взглядом, словно размышляя надо ответом.

– Видишь ли, Лес, я легковес, – наконец заговорила она. – И я дерусь только с легковесами – все точно так же, как и в мужском боксе, понимаешь? А что касается моих размеров – такой меня создал Бог, но ты как-нибудь приходи посмотреть на меня в деле и увидишь, что я не такая уж и хрупкая.