Мегрэ и клошар - [21]

— Ничего не бойтесь. Все ему вернут.

— Вам все ещё не ясно, кто это ему такую подлянку устроил?

— А вам?

— В течение тех пятнадцати лет, что я живу на набережных впервые случилось, чтобы кто-то напал на клошара. Мы ведь, прежде всего, люди безобидные, и вы должны знать это лучше, чем кто-либо.

Сказанное слово понравилось Леа и она его повторила:

— Да, безобидные. Мы даже не деремся друг с другом. Каждый уважает свободу других. Если бы этого не было, зачем бы тогда было спать под мостами?

Он повнимательнее присмотрелся к Леа, отметил, что её глаза были несколько подернуты красными прожилками, лицо стало ещё более багровым, чем вчера.

— Вы выпили?

— Чтобы заморить червячка…

— Что говорят ваши приятели?

— Ничего. Когда видел в этой жизни все, уже не забавляет что-то там комментировать.

Когда Мегрэ уже переступал порог здания, она спросила:

— Могу я подождать вас, чтобы узнать последние новости?

— Не исключено, что я задержусь надолго.

— Ничего. Все равно, где ошиваться — тут или где-то еще…

Она опять обрела хорошее настроение, свою детскую улыбку.

— У вас не найдется, случаем, сигаретки?

Он показал на трубку.

— Ну, тогда понюшку табаку… раз нечего курить, хоть пожую…

Мегрэ вошел в лифт вместе с двумя медсестрами и больным, которого везли на каталке. На четвертом этаже нашел старшую медсестру, которая выходила из палаты.

— Вы знаете, где он лежит. А я присоединюсь к вам буквально через минуту… А то меня вызывают в службу неотложной помощи.

Как и накануне, взгляды лежачих больных дружно сфокусировались на нем. былое такое впечатление, что они его узнали. Комиссар сразу же направился к койке доктора Келлера, держа шляпу в руке и наконец-то увидел его лицо, с которого сняли практически все повязки, оставив лишь несколько лейкопластырей.

Тубиба ещё вчера побрили, и он мало походил на свое фото в удостоверении личности. Заострившиеся черты лица, землистый цвет кожи, тонкие губы. Но особенно поразило Мегрэ выражение его глаз, когда комиссар неожиданно поймал его взгляд.

Сомнений больше не было: Тубиб рассматривал его, и это не был взор человека, ещё не пришедшего в сознание.

Комиссара смущало то, что их общение происходит в молчании. С другой стороны он не представлял себе, что мог бы сейчас сказать Келлеру. Около кровати стоял стул, и он, усевшись на него, скованно произнес вполголоса:

— Вам лучше?

Мегрэ был уверен, что его слова не затеряются где-то там, в тумане мыслей больного, что они будут замечены и поняты. Но устремленные на него глаза все ещё оставались неподвижными, и в них отражалось лишь полное безразличие.

— Вы меня слышите, доктор Келлер?

Это было началом длительной и не оправдавшей надежд борьбы.

Глава пятая

Обычно Мегрэ редко разговаривал с супругой о текущем расследовании. Впрочем, он не обсуждал его и со своими ближайшими сотрудниками и, как правило, ограничивался тем, что раздавал им различные поручения. Это объяснялось его особенной манерой работать по делу, пытаться понять, мало-помалу проникнуться жизнью людей, о которых о ещё вчера не имел ни малейшего представления.

— Что вы об этом думаете, Мегрэ? — частенько спрашивал его следователь во время выезда бригады на место происшествия или восстановления обстоятельств преступления.

И во Дворце правосудия повторяли его неизменный в таких случаях ответ:

— Я никогда не думаю, месье следователь.

И кто-то однажды глубокомысленно уточнил:

— Так оно и есть, он просто пропитывается людьми и обстоятельствами.

В известном смысле это было верно, ибо для него слова несли слишком большую смысловую нагрузку, так что он предпочитал отмалчиваться.

На сей раз дело обстояло иначе, по крайней мере, в отношении мадам Мегрэ, вероятно, потому, что благодаря своей сестре, проживавшей в Мюлузе, она ему здорово помогла. Поэтому, садясь в обед за стол, он возвестил:

— А сегодня я лично познакомился с Келлером.

Она была поражена. И не только потому, что он инициативно, сам заговорил о ходе расследования, но и сделал это в жизнерадостном тоне. Может, слово не было совсем уж адекватным. Как нельзя было сказать, что он пребывал в игривом настроении. Тем не менее, в его голосе и глазах проскальзывали некая легкость и определенное хорошее расположение духа.

В кои веки раз газетчики не приставали к нему, заместитель прокурора и следователь не беспокоили. Подумаешь: под мостом Мари напали на какого-то клошара, бросили в Сену, разлившуюся весенним половодьем, он чудесным образом выпутался из этой злополучной ситуации, а профессор Маньен до сих пор не мог прийти в себя от изумления перед его способностью восстанавливать свои жизненные силы.

В общем и целом, то было преступление без жертвы, если не сказать сильнее — без убийства, и никто о Тубибе не беспокоился, разве что толстуха Леа и, может быть, два-три бомжа.

Ну, а Мегрэ посвящал этому делу столько времени, как если бы случилась драма, и вся Франция, затаив дыхание, следили за развитием событий. Похоже, комиссар воспринял его как личную проблему, и по манере, в какой он объявил о своей встрече с Келлером, можно было бы сделать вывод, что речь шла о важном господине, встретиться с которым он и его жена жаждали уже давно.