Медвежий вал - [8]

«Левитановские места. — Крутов вздохнул: — Вот бы где побыть недельку-две с красками». Безмятежность. Но он не верит ей. За каждым кустом их может подстеречь здесь вражеская пуля. Он долго обшаривал лес глазами, но в окулярах бинокля — только желтая листва да мохнатые еловые лапы. Над небольшим просматриваемым участком дороги поднялось облачко пыли. Оно двигалось. Бойцы вглядывались и строили догадки.

— Жителей гонят, — сказал Крутов и опустил бинокль. — Среди взрослых — дети. Эх!..

Разведчики стали спускаться с пригорка. Всколыхнулась за ними потревоженная листва и замерла.

Глава третья

Реки образуются из слабых ручейков, снежные обвалы от сорвавшегося с кручи комка снега, большие дела от заботы о рядовом солдате. Сливаясь с заботами о других, они перерастают в крупные неотложные вопросы о снаряжении и продовольствии, боеприпасах и горючем, транспорте и дорогах, санитарном обслуживании и пополнении, о поддержании бодрого духа и веры в победу у всей этой массы людей, поставленных под ружье и вверенных Березину.

Как всегда, самая напряженная работа пришлась на ночное время. Березин лег спать поздно, и когда зазвонил будильник, им же самим поставленный на шесть часов, он долго не понимал, почему и откуда такой назойливый звон. Он рывком сбросил с себя одеяло и, стараясь не смотреть на примятую подушку, вышел в рабочую комнату.

— Доброе утро!

— Здравия желаю, товарищ генерал!

— Что нового? — спросил Березин у дежурного офицера.

Офицер был готов к этому вопросу и стал неторопливо докладывать обстановку в соединениях. Эта короткая информация, как и всякий другой шаг, была предусмотрена укладом военной жизни, и для нее существовала лаконичная, внешне безыскусственная, но точная и проверенная опытом форма.

— ...Противник активности не проявлял... — выслушав несколько стандартных примелькавшихся фраз, Березин схватил существо донесения. Остальное было неважно. Мысли его сразу переключились на другое, хотя он и продолжал слушать.

— Результаты разведки?

— Пленных взять не удалось, товарищ генерал, но у Дыбачевского группа разведчиков вернулась из-за линии фронта. Начальник разведки еще не мог сообщить подробностей.

Поблагодарив офицера, Березин взялся за телефон:

— Что у вас? — спросил он Дыбачевского. — А, это та самая группа, понимаю... Так вот, разведчика немедленно ко мне. Дайте ему свою машину.

— Будет исполнено, товарищ командующий.

— Группа явилась очень кстати, — одобрительно сказал Березин. — Как вы считаете, офицер толковый?

— В моей дивизии, — Дыбачевский сделал нажим на эти слова, — нет плохих офицеров, товарищ командующий!

— Ну-ну, надеюсь... Может быть, следует кое-кого представить к наградам?

— Я только что хотел просить вас об этом.

— Тогда займитесь этим вопросом.

— Слушаюсь!..

Оставив телефон, Березин не мог освободиться от размышлений о Дыбачевском. Он знал его уже давно и все-таки не сумел разобраться в его характере: «Честолюбив... Хлебом не корми, дай отличиться... Вроде решительный, волевой, ничего плохого не скажешь, а звон не тот... Не тот — определенно...»

— Балуй! — донесся до него с улицы сердитый окрик. Березин взглянул на часы: подходило время прогулки. Он оделся и вышел на крыльцо. Широкоплечий, подтянутый боец держал в поводу лошадей — свою и командующего, — взнузданных и оседланных. Вороной жеребец нетерпеливо бил копытом землю и, выгибая шею, косился злым фиолетовым глазом.

— Что, Барон, застоялся? — Березин взялся было за холку, но жеребец, оскалившись, метнул узкую змеиную голову по направлению к руке. Боец вовремя дернул его за повод:

— Балуй!

Березин рассмеялся. Ему нравились дикость и непокорность лошади. Это куда лучше, чем если бы она была ручной и ласковой. За эту борьбу с непокорным нравом животного Березин и любил верховую езду. Она всегда вселяла в него бодрость и радостное ощущение силы, так необходимые ему в его напряженной работе. Поэтому и держал при себе лошадей, хотя прямой нужды в них не было: для поездки в войска имелись машины.

Во время прогулки он опять вернулся к мысли о Дыбачевском. Пришли на память прежние с ним встречи, разговоры. Анализируя, думал:

«Напускной любезности много, а сам скрытный какой-то. Присмотреться надо».

Минута в минуту Березин вошел в столовую. По установившейся традиции завтракали все в одно время, но обедали и ужинали, когда кому позволяла служба.

Официантка Тоня, заставив поднос закусками, стала разносить их по столам. У нее были проворные, мягкие, излучавшие розовый свет, оголенные по локоть руки. Год назад она работала в столовой штаба танковой бригады, потом была переведена сюда, в штаб армии. Она была красива: высокая, с налитой крепкой грудью и тяжелым узлом светло-русых волос на затылке. Березину нравилась ее опрятность, цельность характера, красота молодости. Его внимание служило ей защитой от поклонников.

— А знаете, — обратился Березин к начальнику штаба, сидевшему по соседству, — у Дыбачевского вернулась сегодня та группа!

— Мне доложили, — кивнул Семенов, обгладывая баранью косточку. — Только неизвестно, с чем вернулась.

— Я вызвал его к себе, узнаем.

— Дыбачевскому повезло. Теперь начнет «бомбить» рапортами о награждении.