Медведь против Акулы - [13]
Дикий Саймон говорит: «Тина, у тебя есть вопрос к д-ру Мередит?»
Дикий Саймон говорит: «Тина?»
М-р Норман чувствует себя счастливым. Не то что бы счастливым, но в безопасности, втепле, вдремоте… Теплый, безопасный гул голосов.
Дикий Саймон говорит: «Д-р Мередит, я где-то слышал, что вам угрожают смертью».
Д-р Мередит говорит: «Да, это правда».
Дикий Саймон говорит: «Что ж могло быть хуже – люди могли остаться равнодушными».
Д-р Мередит говорит: «Пожалуй».
Дикий Саймон говорит: «Знаете, был когда-то такой великий автогонщик Ричард Петти или что-то в этом роде, и его доставали, понимаете, болельщики. Фанаты автогонок улюлюкали на него, мама-дорогая, и вот репортер или что-то в этом роде спросил Петти или как его там, как бы, вся эта катавасия ему, вообще, на нервы не действует? И вы знаете, что он ответил?»
Д-р Мередит говорит: «А Ричард Петти до сих пор гоняет?»
Дикий Саймон говорит: «Он сказал: «Эй, по крайней мере, шумят».
Д-р Мередит говорит: «Шум – это всегда неплохо».
Дикий Саймон говорит: «А эти угрозы, они поступали от медверженцев?»
Д-р Мередит говорит: «Да, и от тех акулелыциков, которые не считают, что плавники – это настолько важно».
Дикий Саймон говорит: «Мир вокруг нас безумен». Д-р Мередит (автор «Парадигмы плавника») говорит: «Большинство из тех, с кем я знакома, – очаровательные люди».
Дикий Саймон говорит: «Время еще для одного звонка. Это наш старый друг, Дэйл из Хьюстона. Привет, Дэйл. Рады новой встрече. Какой у тебя вопрос к доктору Мередит?»
Дэйл говорит: «Алле?»
Дикий Саймон говорит: «Дэйл, ты в эфире. Остается двадцать секунд».
Д-р Мередит говорит: «Здравствуйте, Дэйл».
Кертис говорит: «А в Хьюстоне ветров больше, чем в так называемом Чикаго».
Дэйл говорит: «Люди болеют за медведя, потому что он выглядит, как мы. У него есть уши, и руки, и глаза. Вся медвежья фракция – этноцентрики, потому что медведи похожи на людей. Мы оба – позвоночные».
Д-р Мередит говорит: «Акулы – тоже позвоночные, Дэйл».
Дэйл (из Хьюстона) говорит: «Ну, мы оба – млекопитающие».
Дикий Саймон говорит: «А разве акула не млекопитаюшее?»
Д-р Мередит говорит: «Вы имеете в виду летучих мышей».
Дэйл говорит: «Акула не млекопитающее, потому что она не сумчатая, и дети у нее без шерсти».
Дикий Саймон говорит: «Дэйл, у тебя есть вопросы к д-ру Мередит?»
Дэйл говорит: «Я бы хотел передать привет Фишке и Ржавому в Галвестон».
Дикий Саймон говорит: «Спасибо за звонок, Дэйл».
Мэтью говорит: «Я его типа ненавижу, этого Дэйла».
Д-р Мередит говорит: «До свиданья, Дэйл».
25. Голландское угощение
А голландская вязовая болезнь, технически – голландская?
Что ты имеешь в виду под «технически»?
Вязы голландские, или болезнь, или – и то и другое?
Это пример того, что определяется, в сущности, как неуточненный модератор.
Как крупнорогатый скот?
Как гей-порноиздатель?
Как малая телевизионная комната?
Как красного полусладкого стаканчик?
Как толстого сочного бифштекс?
Нет.
А как насчет «голландского дядюшки»?
Теперь больше нельзя говорить «голландский дядюшка». Это все равно что назвать человека карликом. Они как бы теперь предпочитают, чтоб их называли маленькими людьми.
Голландские дядюшки предпочитают, чтоб их называли маленькими людьми?
Теперь и «голландская смелость» говорить нельзя, потому что это оскорбительно для пьяных.
А голландская печка?
Можно.
Голландская дверь?
Вполне.
Голландская Гвиана?
Теперь мы говорим – Суринам.
Голландский сыр, голландский аукцион, голландский клевер, голландский табак, летучий голландец?
Все можно.
Голландское угощение?
А, огненный десерт.
Нет, ты имеешь в виду бананы по-флорентийски.
26. Петушиные бои – не канают
Социальная реклама из Джаспер-Палас, голосом Дядюшки Челюсти из вторничного комедийного сериала «Акульманы»:
Подъем, говорит Джаспер-Палас, всем-всем-всем несовершенно взрослым. Эй, кто не знает, какая потешная потеха эти медведи и акулы, ведь так? О-ля-ля, со взбитыми сливками!
Но послушайте моего слова, турбодетки, есть тут одна закавыка без кавычек. Медведь или акула могут оказаться серьезным, и даже смертельно опасным вопросом. Только за прошлый год погибло шестнадцать человек – а это шестнадцать трупных трупаков, мои мохнатые детективы, – десятки человек пострадали и еще сотни были арестованы, когда попытались взять американскую национальную потеху и забаву в свои злонамеренные безмозглые ручонки.
Шевелите извилинами, ребятки. Пускай драчками между Медведем и Акулой занимаются пижоны-компьютершики. Если кто-то из ваших знакомых обзаведется этими зверскими зверюгами или организует настоящий бой – просто уйдите. Покажите свою закваску! Петушиные бои – не канают, вот какое дело. И – родители, никогда не рано побеседовать с ребенком об опасностях владения живыми медведями и акулами или реального стравливания их друг с другом. Короче, сохраним безопасность, потешность и законность «Медведя против Акулы». Да, мэ-эм.
Чики-пики, чуваки. До новых встреч вечером во вторник.
27. Планета космических козинаков
Не забывайте о Норманах.
Они едут в Лас-Вегас. И развлекаются вовсю, судя по тому, как рекламные щиты и розничные центры со свистом проносятся мимо. Иногда приходится пустить на снос крупный магазин и построить магазин покрупнее там, где стоял крупный. В магазинах покрупнее всего побольше.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.