Медный лук - [49]

— Они с нами сейчас заговорят, — еле слышно шепнул он Таке.

— И что такого? Для этого я и пошла, чтобы меня заметили.

— Все равно, отвечать буду я.

Двое солдат с интересом наблюдали за ними.

— Похоже, боги к нам все-таки милостивы, — сказал один из них. — Говорил я тебе?

— Ты такой милости не заслужил, — отозвался другой. — Но если боги посылают, не мне возражать. Эй, парень!

Он ткнул пальцем в тюки на земле, жестом показал — на плечо. Яснее приказа не бывает.

Черная ярость поднялась в душе, Даниил прекрасно знал римский закон: если солдат приказывает, любой еврей обязан пройти с грузом одно поприще[64]. Нет, тому, кто заставит его вскинуть на плечи римский тюк, не жить! Он взглянул солдату прямо в лицо, потом с ленцой, не торопясь, сплюнул. Молниеносный удар разбил губу в кровь, но Даниил не опустил головы. Второй солдат быстро вскочил на ноги, теперь и он не спускал с них глаз.

Слышно только тяжелое дыхание. Внезапно Така шагнула вперед, подняла один из тюков. Куда тяжелее, чем кажется. Поднатужилась, со второй попытки неловко забросила тюк на плечи.

Солдаты выжидали. Даниила захлестнула злоба — да что толку. Первый раз в жизни подставил он плечи под римское ярмо — поднял второй мешок.

И чуть не завыл от стыда. В висках стучит кровь. Кого он ненавидит больше — солдат или эту девчонку, что тащится рядом с ним? Из-за нее, из-за нее такое унижение. Взглянул на Мальтаку уголком глаза. Нет, шагает ровно, только затрудненное дыхание выдает, как ей тяжело. Ну и пусть, хорошо бы споткнулась. Пускай хоть на землю грохнется, ему наплевать! Он снова глянул на девочку, заметил — со лба стекает пот, струится по подбородку. Теперь ему и впрямь стало стыдно — за самого себя. Бедная Така!

— Положи тюк, — пробормотал он, приближаясь к девочке. — Я отнесу свой, вернусь за твоим.

— … ничего подобного, — выдохнула она. — Помалкивай, нечего разговаривать.

Солдаты шагают налегке, весело болтая друг с другом, будто тюки тащит пара обыкновенных мулов, да и только. В конце концов показался придорожный камень. Солдаты могут заставить их идти дальше, они не прошли еще целого поприща, но Така уже еле плетется, ясно, ее ненадолго хватит. Со вздохом один из солдат взвалил на себя ее тюк. Его напарник — с еще меньшим удовольствием — взял второй, не забыв врезать Даниилу по уху — в другой раз не возражай. Они зашагали вперед, а измученная Мальтака, растирая плечо, повалилась на траву у дороги.

— Ты как? — только и пробормотал Даниил, не глядя на девочку.

— Ужасно — спасибо тебе! Какая муха тебя укусила?

Даниил не поднимал глаз:

— Я их только завижу, просто с ума схожу. Проклятые захватчики! Не будь ты со мной…

— Ты бы уже давно распрощался со своей дурной башкой! И какая от этого польза Палестине?

— Ладно, ладно, — буркнул он, — я свалял дурака! Хочешь пойти обратно?

— Конечно, нет! — девочка вскочила на ноги. — Я же собиралась повидаться с Лией.

Они продолжили путь, Даниил смотрел только на дорогу. Нет, не выдержал, украдкой бросил взгляд на девочку, заметил — она не спускает с него горящих глаз.

— Скажу по чести, Даниил, — вдруг выпалила Така, — ужасно тобой горжусь. Перепугалась до смерти — да, но и горжусь тоже. Я не прочь быть такой храброй, конечно, родись я мальчишкой.

Она же говорит искренне, сомнения нет, не верил своим ушам Даниил. До чего же приятно, от ее слов — как от вина — тепло разливается по жилам. Не так уж часто его хвалят, он к такому не привык.

Они уже подошли к холмам, теперь ветерок обвевает потные от жары лица. По обеим сторонам дороги — пересохшие под летним солнцем бурые поля. Кое-где еще видны молотильщики, подбрасывают срезанные колосья вилами, ветер уносит мякину, а тяжелые зерна падают на землю.

Вскорости показалось селение. Даниил постучал, окликнул сестру, и вот засов медленно отодвинулся. Юноша открыл дверь, Така отступила назад.

— Я привел того, кого ты знаешь, Лия.

Забившаяся в угол при виде незнакомца, девочка едва взглянула — и сразу выпалила:

— Така, зачем ты оделась как Иоиль?

Мальтака, смеясь, вошла в дом, с облегчением размотала надоевший тюрбан.

— Хорошо, что не у всех такие зоркие глаза. Но ты меня не выдашь? Это просто игра.

Лия медленно шагнула вперед, серьезно покачала головой:

— Даниил никогда не играет.

— Какая жалость, — весело отозвалась Мальтака. — Мы с Иоилем часто всякие шутки шутим. Но скажу тебе по секрету, твой брат умеет улыбаться. Между прочим, у него очень милая улыбка. Он не всегда ее прячет под этой хмурой миной.

Лия вдруг хихикнула, и вот уже обе девчонки заливаются хохотом. Еще сильнее хмурясь, Даниил протопал в мастерскую. Но дверь за собой не закрыл.

Когда приходит Така, веселая и беззаботная, Лия тоже меняется. Работая, Даниил то и дело прислушивался к их голосам, свист мехов и удары молота не заглушали мягкого смеха сестры. Отходя от горна, чтобы взять нужные инструменты, он видел сквозь открытую дверь — две головы, темная и светлая, склонились над шитьем. В это утро он был рад любому предлогу — хотелось снова и снова заглянуть в комнату.

В полдень они все вместе поели. Лия с гордостью разложила уже немного зачерствевший хлеб, оливки, купленные по дешевке финики. Откуда ей знать, какую скудную она предлагает трапезу? Каждый кусок напоминал Даниилу о тонкого полотна белой скатерти, мягких подушках, вине в алавастровых сосудах. Но Така, казалось, об этом и не думает, недоумевал юноша. Она такая… такая… Словно везде на своем месте, без малейшего усилия, где бы ей ни случилось быть — на горной тропинке, в роскоши родительского дома, у рыбачьих лодок. Словно все ее существо наполняет безудержная радость.