Медь в драгоценной шкатулке - [13]

— Что с тобой? — Тайрен наконец заметил, что я как-то не разделяю его радости. — Плохо себя чувствуешь?

— Нет, — я бледно улыбнулась. — Просто голова закружилась.

— А, — он тут же поставил меня на землю. — Иди отдохни. И, знаешь что… Не обижайся, но на охоту ты с нами не поедешь.

Я кивнула. Не больно-то и хотелось, особенно теперь. А хотелось сесть где-нибудь и от души себя пожалеть. Может быть, даже немного поплакать.

Глава 4

Всюду циновки — бамбук и камыш,

В спальне покой и глубокая тишь.

Встанешь поутру от сна тишины,

Скажешь: «Раскройте мне вещие сны!

Те ль это сны, что нам счастье сулят?

Снились мне серый и чёрный медведь,

Змей мне во сне доводилось узреть».

Главный гадатель ответствует так:

«Серый и черный приснился медведь —

То сыновей предвещающий знак;

Если же змей доводилось узреть —

То дочерей предвещающий знак!»

Ши Цзин (II, IV, 5)

— Зелёные закаты, — сказала Мудрая Цаганцэл, — бывают раз в столетие или два.

Она подкинула хворосту в очаг. Тот выбросил в воздух сноп искр. Интересно, это в честь нас запаслись, или в здешней лесостепи им действительно хватает дерева на отопление?

— Однажды закат наливается багровым и зелёным, как молодая трава, цветом. Старики говорили — это раскрывается само Небо. И тогда с запада приходит необычный человек.

За пологом юрты завывал ветер. К вечеру пошёл снежок, после наступления темноты перешедший в самую настоящую метель. Когда я попыталась выглянуть за полог, то едва разглядела соседнюю юрту. Ночевать я, видимо, останусь в гостях у шаманки, но меня это не огорчило — всё равно мужчины сейчас пьют в главном шатре, а находиться среди не знающих языка женщин мне было тоскливо. Я не госпожа Мий, чтобы мериться с ними рукоделием.

Снаружи взвыло как-то особенно яростно, войлочные стены задрожали, и я невольно поёжилась, поправляя меховую накидку. Самое время сидеть у огня, пить чего-нибудь горячее и слушать страшные сказки. Или не страшные.

— И что в нём необычного? — спросила я, чтобы не молчать.

Мудрая остро глянула на меня и усмехнулась.

— Что необычного… Он вершит великие дела. Само Небо посылает его к нам на спасение или погибель. Две империи стоят, потому что пришедший из зелёного заката военачальник не дал Северу поглотить Юг. Люди плавают через Южное и Восточное моря на острова, потому что пришедший из зелёного заката корабел построил первый корабль. Император Гай-ди был разбит и погиб у Небесных гор, потому что против него выступил пришедший из зелёного заката колдун.

Она помолчала.

— К нам тоже однажды пришёл такой человек, — с ноткой гордости произнесла она. — Великий шаман и целитель, он спас наш народ от страшной болезни, что гуляла тогда по степи. Меня учила его внучка. Жаль, что его род оказался недолговечен, но мы каждую луну приносим жертвы ему и его родным.

Она встала, отошла стоящему на столике ларцу и вынула из него какой-то предмет. Вернулась к очагу и тщательно развернула предохраняющую его ткань.

— Вот что мне осталось в наследство от моей наставницы. А она получила эту книгу от своего деда, Нэйкэла-целителя. Здесь записаны все его рецепты и заклинания, но после смерти Мудрой Хоргонзул никто не может прочесть эти письмена.

Я молча смотрела на лежащий передо мной том из пожелтевшей бумаги в тёмном потёртом переплёте. Я могла прочесть эти письмена. «Учебник частной патологии и терапии внутренних болезней. Том второй» было вытеснено выцветшей золотой кириллицей на обложке. С «ятем», «ерами» и «и» с точкой. Протянув руку, я молча открыла верхнюю крышку переплёта. «Для студентов и врачей» гласила надпись мелкими буквами на титульном листе под заглавием, а ниже уточнялось, что это уже десятое издание. Год издания был 1916-й, издательство — «Практическая медицина», адрес — Петроград, Сампсоньевский переулок, 61. Автор — некий Адольф Штрюмпель, переводчик — доктор Серебренников.

Я поняла, что ладони у меня вспотели, и подавила желание вытереть их об одежду. Сердце глухо бухало в груди, отдаваясь в ушах.

— Расскажите мне о нём, — попросила я. — О Нэйкэле-целителе.

Увы, рассказать Мудрая могла немного. Вернее, как раз много, его жизнь хранилась в памяти племени чуть ли не по дням, но перипетии шаманского пути моего соотечественника меня не слишком интересовали. А о его происхождении Цаганцэл знала лишь то, что он рассказывал о себе сам. И говорил он примерно то же, что и я — мол, из далёкой западной земли, где чудес столько, что плюнуть некуда, превратностями судьбы заброшенный на восток. А кому ж прийти из страны чудес, как не великому шаману.

Единственное, что меня заинтересовало, так это то, что Нэйкэл-целитель отправил своего подросшего сына путешествовать из степи по более цивилизованным землям — учиться и набираться ума-разума. Что характерно — на восток, а не на запад. В частности, собирать сведения о зелёных закатах и необыкновенных людях.

— Но никого больше Хортун не встретил, — поведала мне Цаганцэл, — лишь слышал рассказы стариков.

Я покивала. Глупо было думать, что попаданцы вроде меня ходят тут табунами. То, что я наткнулась на следы хотя бы одного — уже большая удача. И всё же, видимо, разочарование отразилось на моём лице.