Мечтатели - [26]

– Это невозможно! – проговорил вдруг про себя барин. – Я теперь же должен узнать это! А что, если и в самом деле это «он»?

В эту минуту вошла Крачинская, прервав его тяжёлые думы. Она поставила перед ним яичницу, молоко и положила свежий хлеб. Она угощала его с той сердечностью, которая присуща только словакам.

– Присядьте и вы к столу, – пригласил барин Крачинскую.

Поговорив немного о погоде, о разных делах, господин вдруг спросил хозяйку:

– У вас один только сын?

– Один, ваша милость, да и то он мне не родной сын.

– Тогда он, верно, вам родственник?

– Нет, он – несчастный бедняга, никогда не знал своих родителей. Вы меня понимаете?

– Да, понимаю. Но как попал к вам этот ребёнок?

Из Вены, правда, много детей отдают сюда на воспитание словакам. Он тоже оттуда?

– Нет, барин. Оттуда я не решилась бы взять ребёнка, – ответила Крачинская. – Раньше я работала в городе Ц. Однажды меня позвала к себе докторша и попросила, чтобы я нашла здоровую женщину, которая взяла бы на попечение ребёнка. Я попросила показать мне его, и когда увидела этого малютку, я не могла его не взять. Мы с мужем были бедны, и плата, которую мне предложили, могла оказаться для нас хорошим подспорьем. Мальчик был ещё совсем мал и нуждался в материнской ласке, заботе. Крошку звали Петром. Первые три года докторша аккуратно выплачивала обещанные мне деньги. В определённые дни я сама ходила в Ц. и брала туда с собой мальчика. Бедная докторша, царствие ей небесное, каждый раз не могла насмотреться на ребёнка. Когда я видела её в последний раз, я спросила о родителях Петра. Она ответила, что они всё ещё не могут повенчаться, но как только будет их свадьба, они возьмут ребёнка к себе. Но это обещание они не исполнили до сего дня.

Осенью докторша внезапно скончалась. Когда я пришла за платой, деньги выплатил её муж. Тут же он мне сказал, что мой адрес он послал матери ребёнка и что впредь она сама будет их мне высылать.

Несколько раз, действительно, я получала деньги по почте, а иногда и одёжку для малютки. Раз госпожа мне написала, что вскоре возьмёт малютку к себе. Я ждала, но долгое время не получала ни денег, ни известий. Тогда я пошла опять в Ц., чтобы от доктора узнать, в чём дело. Но там был уже другой доктор. Так ребёнок остался у меня. Соседи советовали мне отвезти ребёнка в Вену и отдать в детский дом. Я пошла к нашему пастору. Он посоветовал мне дать объявление в газету. Но я не согласилась. Детей у меня не было, почему мне было не взять на воспитание этого покинутого мальчика?.. Но, ваша милость, почему вы ничего не кушаете? Вы, верно, очень устали с дороги? Не хотите ли прилечь отдохнуть? Простите меня, что я так долго задержала вас своей болтовнёй.

Однако от проницательного взгляда Крачинской не скрылось, что по мере её рассказа гость бледнел всё больше и больше.

– Вы меня нисколько не задержали, – ответил тот, поднимаясь с места. – Но не можете ли вы мне показать письмо матери Петра, если оно у вас ещё сохранилось? И не осталось ли кое-что из вещей, которые она присылала ему?

– Да, письмо и некоторые вещи у меня ещё сохранились. Одёжка оказалась мала для Петра, и он не смог её носить. Я её спрятала, думая, что по ней мать когда– нибудь узнает своего сына.

Крачинская пошла искать в сундуке письмо и одежду и вскоре вернулась с узелком в руках.

– Вот они!

Гость перебирал вещи, руки его при этом тряслись от волнения. Начав читать письмо, написанное красивым женским почерком, инженер не мог более справиться с охватившими его чувствами. Он поспешно опустился на стул, руки его дрожали. Крачинская снова убрала вещи в сундук.

– Не знаю, зачем я ещё храню эти вещи. Мать Петра, конечно, больше никогда не придёт за сыном,

– промолвила она.

– Нет, не придёт! – вырвалось из уст гостя. – Она уже давно умерла. Она скончалась в тот же год, когда написано было это письмо.

– Что вы говорите, ваша милость?! – воскликнула Крачинская, всплеснув руками. – Вы её знали?

-Да!

– Не сердитесь, барин, если я осмелюсь у вас спросить ещё об одном. Значит, вы знали и отца Петра?

Гость только молча кивнул головой в знак согласия.

– Жив ли он ещё?

– Да, он жив…

Оба замолчали, в комнате воцарилась тишина. У Крачинской не хватило смелости продолжать расспросы. Вдруг её собеседник встал, говоря:

– До сих пор отец Петра был лишён возможности заботиться о своём сыне. После смерти доктора и матери ребёнка он потерял все его следы. Теперь же, когда я встретил вас, я исполню свой долг… Незнакомец вынул кошелёк.

– Я хочу с вами сейчас же рассчитаться.

При этом он выложил перед Крачинской три чека на весьма крупную сумму.

– Пока возьмите себе это, а затем каждые полгода на почте в М. вас будет ожидать денежный перевод. Теперь вы будете обеспечены до самой смерти.

– Но, ваша милость, зачем вы мне даёте так много? Вы слишком добры, барин! Будет ли отцу Петра приятно узнать об этом?

– Я знаю, что это не будет ему неприятно. Прошу вас, только никому не рассказывать об этом, особенно, пока я здесь. Но вы правы: я устал и пойду прилягу.

Поражённая всем происшедшим, Крачинская ещё долго не могла заняться своими хозяйственными делами. Всё случившееся в этот день ей казалось несбыточным сном. «Кто бы мог подумать, что я так хорошо буду обеспечена в старости? И не странно ли, что сам Пётр привёл в дом человека, знавшего его родителей? Итак, мать его умерла,., поэтому она и не могла приехать за сыном. Значит, винить её нельзя. Но как же. – продолжала она свои размышления. – я объясню Петру, откуда у меня столько денег? Он так негодует на своих родителей, что и слышать о них не хочет. Может быть, он и не принял бы этих денег? А как они могут пригодиться нам при перестройке дома!« Пётр, возвратившись, застал мать в очень хорошем настроении. Гость уже спал. Скоро и Пётр, утомлённый ходьбой, ушёл отдыхать на сеновал. Он не видел, как ночью, склонившись над ним, стоял их гость и пристально вглядывался в его лицо, как бы желая на всю жизнь запечатлеть в своей памяти прекрасные черты Петра. Тайная печаль заволокла лицо незнакомца. На непонятном Петру языке он шептал: ,.Я богат, имею собственный замок; а сын, моё единственное дитя, который мог бы осчастливить мою жизнь, спит на соломе! Он вырос, как последний крестьянский мальчишка, который легко может замёрзнуть на улице. Того, что я потерял в его лице, не заменят мне все сокровища мира!«