Меч полководца - [3]

— О путях… — неуверенно отвечал Миша.

В споре ссыльных ему не все было ясно. Зато главное он все-таки понял — это люди спорили не о своих собственных путях и не о своем будущем. Они говорили о будущем России и о путях, которыми должен пойти народ, чтобы свергнуть царя и зажить свободно.

Смысл этого спора стал понятен Мише много позже. Но слова, услышанные ночью у костра, жили в памяти, не тускнея со временем, а, наоборот, проступая все четче и ясней.

На каникулы братья отправлялись домой, в Пишпек. Триста верст то с попутным обозом, то пешком.

Однажды по пути домой они заночевали в муллушке — небольшом глинобитном домике, какие киргизы ставили в степи над могилами. Утром Костя проснулся первым и ужаснулся, увидев мохнатого черного паука на руке спящего Миши. Каракурт! Сейчас, весной, его укус смертелен!

Костя боялся пошевельнуться. Сбросить паука? Нет. Его только тронь — и сразу вцепится Мише в руку. Разбудить Мишу? Боязно. Он дернется спросонок, прижмет каракурта…

Косте казалось, что он уже несколько часов сидит и смотрит на отвратительного паука. И вдруг Костя заметил, что Миша не спит, а, прищурив глаза, внимательно следит за каракуртом. Вот паук медленно пополз по руке. Ниже, ниже… Каракурт на земле. Миша вскочил, прихлопнул паука.

— Ты давно проснулся? — спросил Костя.

— Порядком. Как только эта гадина начала играть в щекотку, — ответил Миша потягиваясь. — Ну, что ты так смотришь на меня, будто раньше никогда не видел?

— Да… — ответил Костя. — Выдержка у тебя…

И больше ничего не сказал. А про себя подумал: «Крепкий характер будет у Мишки».

Это было их последнее летнее путешествие из Верного в Пишпек. Весной следующего года в Мерке умер Василий Михайлович. Ничего больше не оставалось Мавре Ефимовне, как перебираться с девочками в Верный, к Косте, который стал теперь главой семьи.

Костя купил хорошей бумаги и сел писать старательным почерком первого ученика:

«Прошение вдовы фельдшера Мавры Ефимовны Фрунзе.

Решаюсь обратиться к покровительству Вашего превосходительства и нижайше просить, не признаете ли Вы возможным помочь мне выдачею пособия из какого-либо источника по Вашему усмотрению».

Мише казались унизительными все эти старательно обдуманные Костей и матерью слова: «решаюсь обратиться», «нижайше». Но если не попросить «нижайше», обоих братьев завтра же отчислят из гимназии. И не быть Косте доктором, а если не станет Костя доктором, то кто же тогда вырастит, выведет в люди сестренок.

Мавра Ефимовна неутомимо ходила по городу с нижайшими просьбами, написанными красивым Костиным почерком. Только подпись внизу была выведена коряво: Мавра Фрунзе. Мать еле умела писать. Но ученье детей она считала самым главным делом своей жизни.

Косте дали в гимназии пособие на бедность — три дцать рублей — и обещали выдавать стипендию — десять рублей в месяц. Мишу освободили от платы за обучение. Теперь можно было кое-как прожить всей семьей на Костины репетиторские заработки.

А тут еще Мише вдруг повезло — он тоже получил стипендию. Не ждал, не мечтал — как с неба она свалилась. Весной 1899 года вся Россия праздновала столетие со дня рождения Пушкина. Пишпекская городская управа тоже решила почтить память великого поэта и учредила Пушкинскую стипендию, которую должен был получить уроженец Пишпека, обучающийся в Верненской гимназии и достигший наивысших успехов.

Уроженец Пишпека? Наивысшие успехи? В гимназии стипендию отдали ученику третьего класса Михаилу Фрунзе.

Это были первые заработанные им деньги. Заработанные пятерками.

ОТЛИЧНЫЕ УСПЕХИ…

Костя закончил гимназию и поступил на медицинский факультет Казанского университета. Учителя собрали ему на дорогу 122 рубля, но Миша видел, как перед отъездом Костя почти все деньги отдал матери — знал, что ей без него придется трудновато.

Вскоре от Кости пришло письмо: хожу на лекции, жилье нашлось, уроки есть. Уже совсем недалеко был Костин докторский сюртук, медная табличка на дверях.

А в Верном за старшего остался пятнадцатилетний Миша. Надо было всерьез думать о заработке.

После уроков к Мише подошел его одноклассник Сепчиковский, у которого было двойное имя Николай-Сигизмунд. В гимназии его звали Колькой, а дома Сигизмундом.

— Мой отец просит тебя зайти, — сказал Колька-Сигизмунд.

Колькин отец был провизором, владельцем единственной в городе аптеки.

— Не согласитесь ли вы репетировать моего лодыря? — спросил Сенчиковский. — По латыни и всем другим предметам. Жить будете у меня, столоваться вместе с нашей семьей. Не отказывайтесь, молодой человек.

За спиной отца Колька-Сигизмунд корчил рожи: «Соглашайся». Он думал, что Мишка будет снисходительным репетитором. Но ошибся.

Перебравшись к Сенчиковским, новый репетитор в первое же утро поднял приятеля спозаранку с постели, чтобы растолковать алгебру, а на ночь принялся вдалбливать нудную латынь. Но это не мешало им жить дружно. До самого окончания гимназии Михаил прожил у своего одноклассника Кольки-Сигизмунда.

В доме Сенчиковских по вечерам собирались друзья Колькиного отца, польские революционеры, сосланные в Верный за участие в восстании 1863 года[4]. Они попали сюда, потому что были самыми молодыми и не самыми главными. Руководителям восстания выпала иная доля: смертная казнь, каторга, Сибирь…