Меч - [7]

«Или» означало проснуться неделю спустя в горящем доме в постели, объятой пламенем. Когда же её лёгким уже не хватало воздуха и тело сжигала невыносимая боль, а языки пламени поднялись слишком высоко, чтобы найти выход из этого ада, мир перевернулся вверх тормашками, всё вокруг затрещало и вдруг рухнуло…а потом, Келли проснулась здесь. Должно быть, первый раз в жизни она упала в обморок. Девушка помнила, как кричала от боли, шока и ужаса, пока темнота не обрушилась на неё, поглотив всё вокруг.

* * *

Однако пока она находилась без сознания, случилось что-то из ряда вон выходящее, лежащее за пределами её понимания. И очень странным был тот факт, что при пропаленной одежде, кожа оказалась лишь слегка воспалённой, без волдырей и ожогов. Сейчас девушка была в месте, которое выглядело и напоминало замок, на руках у мужчины, одетого в бриджи и тунику без рукавов, который спорил с другим мужчиной, одетым точно так же. Всё вокруг освещалось сияющими белыми шарами. Они находились в когтистых лапах, которые крепились на железные шесты, расположенные по всему периметру комнаты. Эти лампы выделяли полупрозрачный белый свет и были установлены таким образом, что Келли нигде не смогла увидеть провода, который бы обеспечивал их энергией…

Возможно, они работали на аккумуляторах или же имели силовые кабели, проходящие через перекрытия прямо к одной из металлических опор. Да, но та дверь наверху захлопнулась и заперлась на засов безо всяких признаков пружины, механизма или чего-то иного, похожего на дистанционное управление. От этих мыслей бросало в дрожь.

Келли закусила нижнюю губу, сдерживая слёзы. Она была вся в синяках и ушибах, прижата в нелепой позе к груди совершенно необычного и агрессивно настроенного незнакомца, но лучше бы она поджаривалась, — «неправильная аналогия», — оборвала себя Келли, когда в глазах снова защипало. Совсем недавно, если только у неё не «поехала крыша», она побывала в настоящем пекле…вместе со всем своим нажитым добром: домом, заложенным до последнего кирпичика, и бизнесом, который девушка изо всех сил пыталась сохранять на плаву в течение года, с трудом оплачивая счета и пытаясь содержать себя в этом слишком враждебном мире.

По крайней мере, мужчина, державший её на руках, больше ни на кого не кричал и не нападал, лишь только прижимал к себе её истощённое, покрытое синяками тело. Оставалось только надеяться, что отсутствие внимания со стороны их обоих не вызвано желанием причинить ей худший вред, чем уже был нанесен пожаром. Как, например, изнасилование. У Келли осталось не так много сил в запасе, чтобы отбиться от кого-либо из них. На завтрак она съела всего лишь одну картофелину и половину плитки дешёвой самодельной гранолы[1]. Позволить себе обед или ужин не было никакой возможности.

Она была жалкой, одетой в грязную пижаму…

«О, великолепно. Уже жалею себя», ─ подумала девушка, когда глаза вновь защипало, а зрение затуманилось. Келли сомкнула веки и по щекам покатились капельки влаги. А любая жидкость, текущая из глаз — это слёзы, что уже само по себе достаточно плохо, поскольку означает, что она плачет. А показывать свою слабость сейчас совершенно не хотелось.

Прикрыв глаза, Келли стала молиться о том, чтобы мужчина, на руках которого она была, не заметил её состояния, и чтобы прерывистое дыхание не превратилось во всхлипывание. Хотя она и горевала о смерти своих родителей, но изо всех сил старалась не плакать, так же было и по поводу утраченной работы в офисе. Работу всегда можно было найти. Или создать самой.

Она старалась не плакать, когда начались преследования, потому что мучителям понравилось бы видеть её сломленной их жестокими анонимными нападками. Всегда сдерживала слезы, когда полиция отмахивалась от её сообщений о нападении и жалоб на преследование. Девушка очень старалась воли не давать слезам даже при виде петли, свисающей с крыши на крыльце, поскольку была полна решимости больше никогда не плакать.

Сейчас же это не сработало. Её дыхание сбилось и, закусив нижнюю губу, Келли всхлипнула. Руки, обнимающие её, немного сместились, усилив всё нарастающее унижение, так как это, несомненно, означало, что он обратил внимание на этот звук. Ещё хуже было то, что ее бледная кожа, веснушки и светло-рыжие волосы, явно намекали, что лицо покроется пятнами от слёз. Ничто женское Келли было не чуждо, поэтому, несмотря на пугающую обстановку, ей отнюдь не хотелось иметь покрытое пятнами лицо, когда её прижимает к груди красивый мужчина, даже если это и недовольный незнакомец.

* * *

Державший её мужчина снова пошевелился, застонал и что-то пробормотал. Она не могла разобрать слов, но по тону было ясно, что это типично мужское «О, прекрасно, сейчас она заплачет!» или нечто подобное. Другой мужчина пробормотал в ответ вроде «не обращай внимания», а затем что-то разбилось.

Вскрикнув, Келли распахнула глаза и начала извиваться, пытаясь освободиться и оказаться подальше от неожиданного, пугающего звука. Мужчина, удерживающий её, крякнул, зарычал, но снова прижал к себе, на сей раз, в борьбе развернув девушку спиной. Она увидела, как другой мужчина начал осторожно поднимать с пола нечто похожее на изогнутое, разбитое стекло. Между осколками лежало что-то зелёное, высушенное и травянистое, вероятно, содержимое разбитой склянки. Движения склонившегося мужчины отражались в большом широком зеркале-псише