Маяк - [5]
Не будь сентиментальным. Эти лирические отступления никому не нужны. Только через три дня сюда приплывет хмельной старикан. Я не выдержу. Я замерзну».
Коптилин сидел на земле, прислонившись к большому камню.
Вокруг росли карликовые кустики. Коптилин набил рот чахлыми красноватыми листьями. Долго жевал и обсасывал их.
Потом его рвало. Он выжал из себя все, что мог, и лежал обессиленный, уткнувшись лицом в мох.
«Нельзя лежать. Надо действовать. Ну! Размазня, распустил нюни! Может, еще поплачем? Говорят, помогает. Встать и двигаться! Никто ничего не добивался сидя. Встать! Вот так. Вот и хорошо. И не шататься! Не придуривайся — все равно никто не видит. И не воображай себя героем. Да разве в этом героизм, в преодолении физических страданий? О, пошел серьезный разговорчик. А если без дураков? Ведь о том, совершил ли ты подвиг или подлость, узнаешь после. Об этом не думаешь — просто делаешь свою работу, и не важно, спасаешь ли при этом жизнь. Ну, положим, если думаешь о спасении, обязательно сорвешься.
Просто можно по-разному думать. Не думать о последствиях. И помнить о достоинстве. О человеческом достоинстве».
Начало темнеть и в воздухе и на море.
Ярко и стремительно падала звезда. Коптилин проводил ее глазами.
Звезда растаяла в темноте, а вдалеке, очевидно, на другом берегу, загорелся свет. Земной красный свет маяка.
Коптилин закрыл глаза и терпеливо, подавляя волнение, досчитал до двадцати. Потом открыл глаза. Свет горел.
Лодка лежала рядом.
Коптилин обстоятельно и не спеша проверил ее, положил в лодку обломок доски и присел на обмякший борт.
«Не тяни. Надо плыть. Это наверняка материк. Самое позднее к рассвету я буду там. Здесь несколько километров. Пора!»
Он спустился к воде. Когда оттолкнул лодку от берега и сделал первый гребок, ему вдруг отчаянно захотелось вернуться обратно. Вернуться и ждать. Ждать день, ждать неделю. Ждать, пока за ним не придут. Быть на земле.
От воды тянуло холодом. Зло и таинственно кричали птицы.
Коптилин устал и замерз быстрее, чем предполагал. Казалось, он и не выходил на берег. Особенно мерзли пальцы на ногах, и было ощущение, что они из хрупкого льда. Он пытался их разогреть, щипал, бил кулаком, но руки уже были не те.
Он вспомнил о годах, проведенных в Средней Азии, когда изнывал от одуряющей жары. Первый месяц он боялся змей, скорпионов, фаланг и спал в гостинице с накрепко закупоренными дверями и окнами, потея и задыхаясь от недостатка воздуха. И везде песок: песок под ногами, песок на зубах, и слюна, как слизь. И самое драгоценное — вода.
Сейчас было слишком много воды, было чем дышать, и вокруг и в нем был холод.
Красный глазок (теперь уже другой), как и в прошлую ночь, указывал ему дорогу.
Море было спокойным. Изредка гудели моторы самолетов; они шли высоко. Когда небо прояснялось, он видел сигнальные огоньки на крыльях. Иногда громыхали громы — реактивные самолеты прорывали звуковой барьер.
Жизнь была очень близка — всего в нескольких километрах. Жизнь проходила над ним в металлических, до нежности знакомых кораблях. Пройдет совсем немного времени, и маяки выведут их на землю.
А его маяк — красный глазок, к которому он стремился и к которому в уме добирался сотни раз, — не приближался.
Он проснулся, когда падал в воду. Это было долгое, неестественно долгое и быстрое падение — сердце провалилось вниз, и он летел, захватывая широко раскрытым ртом пустоту.
А рядом, обгоняя и грозя задеть, падал его самолет, а навстречу из воды поднимался корабль. Он знал, что это корабль, хотя видел только четыре огромных человеческих глаза, и это было так нелепо и страшно, что Коптилин сделал безумную попытку прыгнуть в самолет. И вот руки выжимают штурвал на себя, и уже не видно ни глаз, ни корабля — одно море, и вновь непрекращающееся падение...
Коптилин открыл глаза и, как бывает всегда после короткого и тяжелого сна, сразу не мог сообразить, где он. Он рванулся, намереваясь встать, и лодка чуть не перевернулась. Стараясь удержаться, он выбросил руки вперед. Руки попали в леденящую воду, и тогда Коптилин проснулся окончательно.
Он сидел в лодке, неудобно подложив под себя ноги. Его бил озноб.
За бортом было чернильное море. Луна угадывалась за облаками. Маяк горел ровно и близко.
«Когда это кончится? Нельзя до бесконечности обманывать самого себя: еще десять гребков, еще досчитаю до сотни. Всему есть предел».
Утром, когда можно было различить, где вода, а где небо, Коптилин увидел, что пройдена лишь половина пути.
Берег был совсем рядом — отличный пологий берег. Хорошему гребцу на час работы.
«Ну!» — говорил он себе, но доска выскальзывала из рук.
Он отложил доску. Лодку медленно кружило на месте.
Коптилин лег на спину и удивился, что абсолютно не чувствует ног, будто их и не было. Пальцы застыли в том же положении, словно еще держали доску. Он кусал пальцы, оставляя на коже глубокие следы зубов, но не испытывал боли.
«Все, — спокойно подумал Коптилин. — Это конец».
«Врешь! Врешь!»
Он встал на колени, упал грудью на борт, захватил доску обеими руками и стал грести.
— Врешь! — бормотал он и греб, вкладывая в гребки всю силу и всю ярость.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922 г. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Документальное повествование о жизненном пути Генерального конструктора авиационных моторов Аркадия Дмитриевича Швецова.
Издательство Круг — артель писателей, организовавшаяся в Москве в 1922. В артели принимали участие почти исключительно «попутчики»: Всеволод Иванов, Л. Сейфуллина, Б. Пастернак, А. Аросев и др., а также (по меркам тех лет) явно буржуазные писатели: Е. Замятин, Б. Пильняк, И. Эренбург. Артелью было организовано издательство с одноименным названием, занявшееся выпуском литературно-художественной русской и переводной литературы.
Основу новой книги известного прозаика, лауреата Государственной премии РСФСР имени М. Горького Анатолия Ткаченко составил роман «Воитель», повествующий о человеке редкого характера, сельском подвижнике. Действие романа происходит на Дальнем Востоке, в одном из амурских сел. Главный врач сельской больницы Яропольцев избирается председателем сельсовета и начинает борьбу с директором-рыбозавода за сокращение вылова лососевых, запасы которых сильно подорваны завышенными планами. Немало неприятностей пришлось пережить Яропольцеву, вплоть до «организованного» исключения из партии.
В сатирическом романе автор высмеивает невежество, семейственность, штурмовщину и карьеризм. В образе незадачливого руководителя комбината бытовых услуг, а затем промкомбината — незаменимого директора Ибрахана и его компании — обличается очковтирательство, показуха и другие отрицательные явления. По оценке большого советского сатирика Леонида Ленча, «роман этот привлекателен своим национальным колоритом, свежестью юмористических красок, великолепием комического сюжета».