Май, месяц перед экзаменами - [20]

— Какой уговор, прости, не понял? — В глазах Виктора, ничуть не всколыхнувшись, стоит одна только безмятежность.

— Насчет того, что вуз будет в Москве, и только в Москве? Туда надо готовиться, а не ваньку валять! Так о каком же Кавказе речь? И мне небезынтересно знать, кому предназначается вторая путевка? Кого ты предполагаешь взять с собой и не считаешь даже нужным оповестить родителей?

Сергей Иванович задает этот вопрос чисто риторически. Он прекрасно знает, что в походе, если бы он состоялся, рядом с сыном вышагивала бы эта невзрачная и колючая девчонка, с которой тот дружит.

Девчонка столь не соответствует представлениям Сергея Ивановича о женской привлекательности, что он только плечами пожимает. У него лично всю жизнь были несколько иные вкусы. Давным-давно кто-то из сотрудников сказал Антонову, что его жена похожа на спортсменку и королеву одновременно. Антонов прикинул — сравнение подходило. И с годами никакой креп в сторону королевы не угрожал Юлии Александровне. Она оставалась в достаточной мере этакой пловчихой или теннисисткой. Фу, черт! Как это важно, когда имеешь возможность любоваться собственной женой и через двадцать лет после свадьбы. Та девчонка (Рыжова, кажется, ее фамилия) такой возможности, пожалуй, не представляет и на сегодняшний день.

— Так для кого же предполагались мои старания? — продолжает допытываться инженер Антонов и слышит неожиданное:

— Для Семиноса. Всего лишь для Семиноса…

Сын безусловно отгадал, что скрывалось за вопросом отца. Сын разрешает себе усмешку, и тогда Сергей Иванович идет напролом:

— Для Семиноса? А была, кажется, другая кандидатура? Девушка была?

— Была. — Лицо Виктора открыто и непроницаемо.

— Вы поссорились? — допытывается Антонов. — Что у тебя произошло по этой линии, ты мне можешь объяснить?

— Ничего у меня не произошло по этой линии. — В голосе Виктора откровенная, не находящая нужным прятаться ирония. — Ничего особенного.

Неизвестно только, к чему ирония имеет больше отношения: к настойчивости, с какой задает сноп вопросы инженер Антонов, к манере инженера Антонова выражать мысли несколько директивным слогом или, может быть, к каким-то фактам, никому, кроме Виктора, не известным?

И Сергею Ивановичу неудержимо хочется узнать эти факты. Немедленно убедиться, что не его сыном пренебрегли, а его сын пренебрег. Сам отказался от этой маленькой, твердой, неудобной девчонки.

Сергей Иванович спрашивает:

— Ну, а все-таки, как ты догадался дать ей отставку? Я бы часа с такой осой не выдержал.

Сын по-прежнему безмятежно пожимает плечами, что можно понимать так: «У каждого свой вкус!» А можно и совсем иначе: «Сам удивляюсь, что я выдерживал не один час и даже не один месяц». Но, в общем, он не бросается защищать свою Рыжову (да, именно так ее фамилия).

— Я видела тебя с дочкой вашего завуча, — говорит Юлия Александровна, собирая тарелки. — Удивительно эффектная наружность.

Юлия Александровна поднимает взгляд от тарелок и густо краснеет. В глазах Виктора возникает что-то жесткое, какая-то отталкивающая стена. Но, возможно, она ошиблась, потому что через секунду Виктор подтверждает:

— Ты права, наружность самая эффектная в школе.

— Мать у нее… — Сергей Иванович на минуту останавливается в своем разбеге, перед ним мелькает аккуратно разложенная по плечам шестимесячная завивка, лацкан негнущегося пиджака или жакета, как там у них это называется? Но в конце концов, может быть, есть смысл в этих лацканах? В старомодной, чопорной завивке? И Сергей Иванович, не особенно кривя душой, заканчивает свое определение: — Мать у нее умная женщина.

Она и в самом деле умная женщина. Только все-таки не хватает в ней чего-то или, наоборот, переложено чего-то. Почему, например, она так и не стала директором хотя бы той же школы? Он, Антонов, ни за что не поверит, что ей не хотелось. «Крахмала в ней переложено — вот чего! — беззвучно, но радостно выкрикивает Антонов, будто делает кто его знает какое открытие. И тут же добавляет мысленно: — Чего не скажешь о дочери».

— Милочка и сама не дура, — отвечает Виктор на ту часть рассуждений, которая была произнесена вслух, отламывая кусок румяной, отлично приготовленной котлеты и улыбаясь.

Дальше все едят молча или перебрасываясь малозначащими фразами. И Антонов так до конца и не понимает, как отнестись к состоявшемуся разговору. Сын и не очень настаивал на путевке, и поссорился с этой Рыжовой. И при всем при том нет у Сергея Ивановича ощущения победы… Что-то ускользает, не дается ему в руки в собственном сыне, и все тут.

Глава восьмая рассказывает от имени Коли Медведева еще об одной ссоре на обрыве

Я понимал, что в эти дни Нинке надо было все время быть с кем-нибудь из ребят. Не для того чтобы досадить Виктору, а чтоб не чувствовать себя такой неприкаянной. Ближе всего было податься к Ленчику. Но с Леонидом Нина чувствовала себя не очень-то ловко. Получилось бы, вроде она поменяла его на Виктора, а потом, когда ничего не оставалось делать, вдруг снова кинулась к Шагалову.

Марик был хороший парень, но он не умел молчать три минуты кряду. И он стал бы ее изводить: «Давая, я набью Анту морду! А?» И в конце концов действительно кинулся бы на Анта и получил бы хорошую трепку.