Мавр и лондонские грачи - [29]

– Пятнадцать шиллингов я уже скопила на пальто, – тихо сказала она. – Но этого не хватит. Скоро ноябрь. Так что со всем остальным придется подождать.

Она замолчала, заметив, что чуткая Ки-Ки навострила ушки. При частых и всегда тягостных визитах в ломбард иногда приходилось брать с собой девочек. Тогда им говорилось: «Мы идем в лавку с тремя шарами», и дети любили эти походы в таинственный дом с тремя золотыми шарами над дверью, где жил «Дядюшка». Он какое-то время хранил вещи, которые ему приносили, а затем возвращал.

Мавр предпринял новую попытку, весело подмигнув:

– Ты забываешь, Ленхен, что придет Фредрик. Деньги на кофе все равно что в кармане. Значит, речь идет лишь о краткосрочной ссуде.

Ленхен с облегчением рассмеялась:

– Ну, раз так…

«Да, если б не дядя Ангел, который всегда приходил на помощь, когда в доме не было самого необходимого, что бы они стали делать, боже ты мой!»

– Так я сейчас же побегу к бакалейщику, – весело сказала она, – не то он еще уйдет в церковь! Такому плуту надо молиться, чтобы не улизнули должники, но… – Она запнулась и поглядела на банкноту. – Нет, нельзя! Если Миллер увидит целый фунт стерлингов, он присчитает мне весь долг. А я могу с ним рассчитаться, только когда в доме появятся деньги покрупнее. Нельзя там брать кофе.

Мавр соображал.

– Я забегу на Оксфорд-стрит, в «Куин-Энн». Ресторатор человек покладистый, ради воскресенья он отпустит мне кофе.

Ленхен засомневалась:

– Но если он тоже захочет…

Мавр рассмеялся:

– Не беспокойся, Ленхен. Сейчас я у него в чести, он встречает меня с распростертыми объятиями. Весь долг погасил. Значит, так, часам к девяти я вернусь. Фредрик никогда не приходит раньше одиннадцати.

– А мне можно с тобой, Мавр?

– И мне?

Лаура и Ки-Ки умоляюще глядели на него. Мавр посмотрел в окно. Поднявшийся ветер разогнал дождевые тучи. Кое-где уже проглядывали клочочки голубого неба.

– Ладно! Allons![12] – Он взял трость и шляпу, девочки уже ждали у двери.

– Не задерживайтесь! – крикнула им вслед Мэми. – Поскорее возвращайтесь, а я пока «косы заплету, их в порядок приведу…» – Она взяла гребенку и стала зачесывать на уши волнистые волосы.

Мавр с нежностью взглянул на ее отражение в зеркале и послал ему воздушный поцелуй. Секунду спустя слышно было, как он с детьми, грохоча, сбегал по ступенькам лестницы.

Ленхен громким вздохом облегчения отметила разом наступившую тишину.

– Ну, а теперь за дело! У нас осталось в лучшем случае три часа! – Она собрала постели и с поразительной быстротой превратила спальню в опрятную гостиную, где каждая вещь имела свое место. – Как это вам удалось до сегодняшнего дня сохранить приезд Генерала в секрете от детей? Просто удивительно!

Женни улыбнулась:

– Всего лишь чувство самосохранения, Ленхен! Мы с Карлом задержали две статьи. Последнюю нам пришлось несколько раз переделывать. Да я сама узнала только позавчера. Что есть какие-то новости, я сразу догадалась – уж очень Мавр был возбужден. Это всегда с ним бывает, когда Фредрик пишет, что приедет. От радости он никак не может сосредоточиться. Он хорошо знает, что и со мной творится то же самое, и поэтому нарочно скрывал. А потом, ведь это было не наверное. Мы не хотели понапрасну волновать детей.

– Дети совсем обезумели от радости. Трудно будет их утихомирить в нашей тесноте. Самое благое дело была бы прогулка в пустошь, – заметила Ленхен. – Но при такой погоде…

– Ах, Ленхен, ненастное воскресенье в городе с нашим Генералом лучше самого солнечного дня на воздухе! Как я рада за Мавра – он хоть отдохнет после всех неприятностей этой недели.

– Будто я не знаю!

Ленхен принялась за работу, и Мэми, даже не глядя на нее, знала, что все у нее сегодня спорится.

Для всей семьи наступал праздник, когда друг приезжал в Лондон.

Кто поможет?

Джо бежал по раскисшим от дождя переулкам Рукери, пока не добрался до пустыря с развалинами. Слышалось только унылое карканье черноклювых птиц. Грачи и вороны составляли такую же неотъемлемую принадлежность трущоб Сент-Джайлса, как палисадники и цветы в кварталах богачей. Джо в изнеможении опустился на камень. Наконец-то можно посидеть! Но дурнота не проходила. Это от голода. Что, если спугнуть грачей да отнять у них кочерыжку? Но при одной мысли об этом его сразу затошнило. Голод можно обмануть, надо только упорно думать о другом.

Как отец примет этот новый страшный удар? Это так мучило Джо, что он убежал от матери.

Джо любил отца, но не решался выказать ему свои чувства. Когда едва достигшего сорока лет Эдварда Клинга уволили и ему не удалось нигде устроиться на работу, он замкнулся в себе. А с тех пор как исчез Билли, он и вовсе перестал разговаривать. Разве что голову иногда приподнимет, когда Джо с матерью возвращались с работы. Джо огорчался: раньше папа всегда его подбадривал, всегда находил для него ласковое слово.

А сейчас отец день за днем сидит сгорбившись у окна, не выпуская из рук иголки, и латает поношенные штаны, куртки, платье жены и детей или штопает их рваное белье. Эту обязанность он добровольно взял на себя, чтобы хоть чем-то быть полезным семье, которой теперь приходилось его кормить. Он делал все очень аккуратно, как и любую работу, молча выслушивал похвалы жены, Мэри, но никогда не улыбался даже краешком губ. Ветошный портной – вот он кто, и, видно, останется им до самой смерти. Пока игла сновала сквозь гнилую, готовую вот-вот расползтись ткань, рот его с горечью сжимался и все резче обозначались морщины. Иногда он вставал, распрямлял ломившую спину и протирал глаза, всегда немного воспаленные еще от работы в прядильне.