Маттерхорн - [10]

– Я вообще шустрый.

Хок обратился к отпускнику: 'Эй, Линдси, сходи-ка, приведи старшего санитара'.

Линдси устало поднялся на ноги и посмотрел на Фишера. 'Что ему сказать?' – задал он вопрос Хоку.

– Скажи, что Фишеру хуже. – Хок, казалось, был не прочь растолковать то, что Меллас считал совершенно очевидным фактом.

Линдси потрусил вниз к командному посту.

– Как так плучается, что из леса уезжает Линдси, а не Мэллори? – Задавший вопрос морпех был круглолиц, чернокож, имел отвислые усы как у Хо Ши Мина и небольшие светлые пятна на лице из-за каких-то кожных проблем. Все затихли. Политическая антенна Мелласа выдвинулась на всю длину.

– Говори 'сэр', когда обращаешься к офицеру, – произнёс Кэссиди. В его голосе соединились авторитет инструктора по строевой подготовке и простая неприязнь.

Морпех, заколебавшись, сглотнул. Глядя на него в упор, Хок отрезал: 'Китаец, не время и не место'.

– Это точно. Для чёрного никогда нет ни времени, ни места.

– 'Сэр', – тихо сказал Хок, прежде чем Кэссиди успел открыть рот. Меллас видел, что Кэссиди заметно злится, но придерживает язык, потому что Хок всё взял в свои руки.

Мгновение длилась внутренняя борьба на стороне Китайца. 'Сэр', – наконец, ответил он.

Хок молчал. Он просто смотрел на Китайца. Китаец стоял на месте, очевидно ожидая ответа на свой вопрос. Два товарища Фишера, которые были чернокожими и стояли рядом, неосознанно придвинулись ещё ближе.

– Сэр, – сказал Китаец, – со всем уважением, сэр, морпехи интересуются, почему младший капрал Мэллори, страдающий от головных болей и от возможного повреждения мозга, не улетает отсюда вместе с младшим капралом Линдси, страдающего от недостатка женского общества?

Вопрос повис в сереющем воздухе сумерек. Кэссиди упёрся кулаками в бока и слегка подался вперёд, вот-вот готовый взорваться, когда Хок хохотнул и покачал головой. Кто-то хихикнул. 'Китаец, чёрт подери, зачем ты пудришь нам здесь мозги, под грёбаным дождём, когда ты сам прекрасно знаешь, что… – Хока поднял один палец, – во-первых, никто из нас не уверен, что у Мэллори на самом деле мигрень, включая и тебя самого, если только ты недавно не получил медицинскую степень, а я упустил это из виду; во-вторых… – он выставил второй палец, – даже если и так, он всё равно может действовать в бою в полной мере или, в конце концов, в той мере, в которой Мэллори вообще действует в бою; в-третьих… – теперь был выставлен большой палец, – я уже говорил о вызове срочных вертолётов, когда они на самом деле не нужны; и в-четвёртых… – он загнул большой палец обратно, выставив остальные четыре, – добавлять лишние сто шестьдесят фунтов – плюс амуниция – на этой высоте, не имея ни малейшего понятия, сколько на птичке уже имеется груза, означает риск того, что из леса вообще никто не выберется'.

– Линдси весит сто шестьдесят фунтов.

– 'Сэр', – добавил Хок. Настойчивое требование Хока использовать 'сэр' имело столь же мало личной враждебности, как и материнское требование к своему дитя использовать 'можно мне' вместо 'могу ли я'.

– Сэр, – сказал Китаец.

– Он в чём-то прав, – сказал Меллас. Не будет вреда, если чёрные будут знать, что он не предвзят.

Открыв рот, Хок посмотрел на Мелласа. Китаец тоже посмотрел на Мелласа; его удивление было очевидно, но лучше скрыто. Тем не менее, Меллас видел, что здесь он заработал очко. Но также понял, что с комендором Кэссиди очко он потерял. Лицо Кэссиди побледнело, глаза сузились в два маленьких синих камешка.

Хок не пытался скрыть своё раздражение. Он обратился к Мелласу и Китайцу: 'Линдси провёл в лесу одиннадцать месяцев, Мэллори – три. Линдси ждёт в зоне высадки уже три дня, и если не уберётся до того, как нас выпихнут на операцию, то совсем пропустит свой отпуск. Линдси никогда не жалуется, а от Мэллори мы ничего кроме жалоб не слышим. Если мы отпустим Мэллори, то тогда любой сможет отправляться в тыл всякий раз, как заявит нам, что у него там что-то заболело. Господи, да у нас у всех что-то болит! Ты знаешь так же, как и я, почему это никогда не случаться'. Последние три слова, пародируя вьетнамский акцент, Хок произнёс медленно и именно Китайцу.

Меллас почувствовал, что лицо его краснеет, и пожалел об этом, отчего покраснел ещё сильней. Он заметил, как Китаец бросил взгляд на двух братишек, но те прикинулись безучастными. Китаец посмотрел на него. Лицо Мелласа с плотно сомкнутыми губами не отразило ничего.

Мгновение поколебавшись, Китаец уступил: 'Просто указываю на нестыковку, лейтенант Хок', – сказал Китаец.

– Да, я слышал.

Застонал Фишер, и Хок с Китайцем обернулись к нему, с радостью используя стон как возможность отступить от противостояния. Кэссиди повернулся к группке спиной и пошёл с площадки.

– Ох, чёрт возьми, лейтенант Хок, мне надо срочно отлить. Ох, мать его! Почему они ещё не здесь? – Фишер чуть не плакал. – Ох, драть этих ублюдков! Драть ублюдков! – Он попробовал встать, стараясь ослабить давление, но тут же издал крик боли и стиснул зубы. Хок подхватил его, чтобы тот не упал. Фишер поморщился и сказал: 'Вот дерьмо. Не могу ни встать, ни лечь'.

– Потерпи, Фишер, тебя увезут – моргнуть не успеешь, – сказал Хок. Он сел на рюкзак и взял Фишера под мышки, удерживая в положении между стоя и лёжа и принимая почти весь вес Фишера на себя.