Мать. Мадонна. Блудница. Идеализация и обесценивание материнства - [46]

В этой связи мне вспоминается одна моя пациентка, которую изначально направили ко мне из детской консультации-поликлиники, куда ее шестилетняя дочь попала из-за проблем с поведением, связанных с отказом ходить в школу. Согласно диагностической оценке, проблемы девочки возникли на фоне очень непростой и нарушенной семейной ситуации, прежде всего из-за отношений с матерью.

Моя пациентка описывалась как проблемная мать, демонстрировавшая ярко выраженное эксгибиционистское поведение, в том числе чрезмерные физические проявления любви к дочери. Однако когда она еще до этой истории попыталась попасть на консультацию к терапевту из-за своей чрезмерной привязанности к дочери, ей велели не волноваться. Ей было сказано, что «испытывать пылкую привязанность к детям совершенно нормально для матери, особенно если это мать-одиночка». Она так прочно идентифицировала себя с дочерью, что даже сама стала вести себя как маленькая девочка, нуждающаяся в абсолютной заботе со стороны собственной дочери, которая должна была ее ласкать, баюкать и купать. Девочка защищалась от этих чрезмерных требований с помощью самого примитивного инфантильного отыгрывания.

Мать с дочерью создали симбиотические отношения вплоть до того, что спали в одной постели. Мать подтолкнула дочь к активным сексуальным инцестуозным действиям, поощряя ее ласкать ее груди, в то время как сама стимулировала гениталии дочери. Мать не позволяла девочке ходить в школу, потому что не могла вынести мысли о разлуке. Она не разрешала ей заводить друзей, жить своей жизнью и расти.

Пациентка объяснила это так:

«Я хочу быть матерью, которой у меня никогда не было, которая была бы все время со мной, полностью посвятила бы мне все свое внимание, а не так, как это было с моей матерью, которая ненавидела меня за то, что я родилась девочкой, она занималась другими детьми и своим мужем, а для меня у нее и минутки не находилось. Она так и не простила меня за то, что я, ее первенец, родилась девочкой, а не мальчиком. Она так мечтала о мальчике. Меня всегда подвергали унижениям, и все стало еще хуже, когда родились остальные пятеро детей. Все они тоже были девочками. И тогда моя мать возненавидела меня еще больше. [Пациентка воспитывалась в культуре, в которой женщины считаются низшими существами (это выражено гораздо сильнее, чем в Великобритании) и у них очень мало возможностей вести самостоятельную жизнь.] При первой же возможности я эмигрировала в эту страну, чтобы начать самостоятельную "женскую" жизнь».

Приехав сюда, моя пациентка занялась проституцией, профессией, которая, как ей казалось, даст ощущение ценности ее женского тела, за которое прежде ее только презирали. Она испытывала чувство радостного подъема оттого, что мужчины не только желали ее, но и были готовы за это платить. Кроме того, она привнесла в свою работу новый аспект: она была очень умна, у нее были великолепно развиты разговорные и коммуникационные навыки, которые раньше никем не замечались. Она стала настолько искусной рассказчицей, что клиенты платили, так и не дотронувшись до нее, настолько они были заворожены ее эротическими историями. Эти истории ей и самой приносили утешение, поскольку они на время облегчали острое чувство депрессии и низкой самооценки. Но всего этого было недостаточно. Скрытая, подавленная депрессия и отчаяние стали все чаще прорываться наружу, и она уже не могла с этим справляться. Внутри нее скрывалась рассерженная и опечаленная маленькая девочка, которая яростно требовала заботы.

В конце концов она решила завести ребенка и через него осуществить все свои несбывшиеся детские ожидания. Она выбрала мужчину, который просто должен был оплодотворить ее. Она даже не могла вспомнить, кто он такой; возможно, именно это ей и было нужно, поскольку она боялась, что у ее ребенка будет такой же отец, как у нее самой; отец, который не только абсолютно не интересовался ею после рождения, но и препятствовал ее развитию, запретив получать образование, несмотря на наличие у нее явных способностей. К матери она испытывала только презрение, прежде всего потому, что та ее отвергла. Как ей было смириться с тем, что у нее такое же тело, как у матери, и такая же жизнь? В конце концов, быть женщиной, т. е. выйти замуж и родить детей, означало пойти по стопам матери. Каким образом она могла преодолеть чувство самоуничижения, к которому привыкла за долгие годы? Мать была объектом презрения со стороны отца, ведь она рожала одних только девочек, т. е. детей, принадлежавших к неполноценному полу с точки зрения обоих родителей.

Моя пациентка была очень умной, с тонкой душевной организацией женщиной, чье человеческое достоинство никогда не уважалось, не говоря уже о женском. Она никогда никому не доверяла и держалась особняком. Ее «единственными друзьями» были клиенты, но все эти мужчины на самом деле никогда по-настоящему не были ее друзьями. Это она хорошо понимала. Теперь ей нужно было найти того, кому она бы доверяла и кто полностью зависел бы от нее. Кто знает, что бы произошло, родись у нее мальчик, а не девочка? Но у нее родилась дочь. В дочери она увидела собственное отражение и свои собственные потребности. Она считала себя превосходной матерью. Все свое время она отдавала дочери: ее рабочие часы никогда не мешали выполнению материнских обязанностей, поскольку она работала по ночам, когда ребенок спал. Поэтому только когда у дочери возникли эмоциональные проблемы, мать предприняла попытку серьезного и глубокого осмысления своих мотивов. Она так хотела, чтобы у ее дочери было все, чего не было у нее самой, так старалась заработать достаточно денег, чтобы у девочки ни в чем не было нужды, что теперь ее буквально захлестнули противоречивые чувства, которых она не ожидала. Тогда и началось ее лечение.