Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования - [92]
Напр., partfut. promoturi; patri... subigenti,хотя Цицерону знакома и последняя конструкция.
Вкус Клавдия к «подлинному» выражению еще ярче проявляется на тацитовском фоне.
Форма poterint,к которой имеются отдельные параллели (Sommer, Hdb. 531: erint Her. 1, 10; 2, 10 «вряд ли старая»; в надписи aderint— I в. по Р. X.) может относиться к просчетам мастера, который воспроизводил текст на бронзовой доске. Sage 184: «Если Клавдий действительно сказал poterint,он допустил квазиварваризм».
Правда, это часто случается при participia coniuncta.
Обстоятельный анализ двух только что рассмотренных периодов находится у Sage 281-284 и 296, прежде всего в аспекте структуры предложения и импровизации.
L. Curtius— A. Nawrath, Das antike Rom4, изд. E. Nash, Wien & München 1963, S. 209 слл.
Об ablativus absolutus как приложении к фразе (с литературой) R. Enghofer, Der Abi. abs. bei Tacitus. Диссертация, Würzburg 1961, 130-138. Об аблативе герундия с винительным падежом ср. A. Draeger, Über Syntax und Stil des Tacitus, Leipzig,3 1882, 81 с дальнейшими примерами. О «прибавлениях» и «дополнениях» к фразе см. в особенности F. Klingner, Beobachtungen über Sprache und Stil des Tacitus am Anfang des 13. Annalenbuches, в: V. Pöschl, изд., Tacitus (= Wege der Forschung 97), Darmstadt21986, 557-574; K. Seitz, Studien zur Stilentwicklung und zur
Satzstruktur innerhalb der Annalen des Tacitus. Диссертация, Marburg 1958.
О зевгме у Тацита A. Draeger, цит. в предыдущем прим., 107. Родственные выражения: 105 сл.
Col. 2, 23; 24; 29.
О теме вообще: B.-R. Voss,Der pointierte Stil des Tacitus, Münster 1963.
Этот глагол часто служит для обозначения древних обычаев; Тацит использует его более многосторонне, чем Цицерон (см. ThLL 6,1,1913,139 сл.).
В обоих случаях инверсия поддержана хиазмом (или же расстановкой глаголов по краям).
О Таците и Вергилии (содержательные аспекты) : W. Edelmaier\Tacitus und die Gegner Roms, диссертация, Heidelberg 1964, 134-139. Стилистические: Syme 357 сл. Места: Draeger 127-129. В нашем тексте необычно regnare in(аналог к dominari).
Atпри фиктивном возражении — риторическая черта; ср. Draeger 122.
Ср. ThLL 6, 3, 1916, 611, 22 слл.; 612, 3 слл.
Dignitatis incrementaесть и у Val. Мах. 4, 7, 5, и в эпиграфических свидетельствах (ThLL 7,1,7,1941,1047,40 слл. Bulhart); выражение не столь изысканно, как кажется на первый взгляд. У Клавдия как раз есть вкус к «подлинному», «точному» выражению.
Тацит не упоминает «широкой каймы», latus clavus, хотя это, собственно, его тема: ср. 11, 23, 1; об этом Syme 344. Tribuni militum consulari potestateбыли постоянной магистратурой ранней республики (Liv. 4, 6, 8 и др.); о трибунате с консульской властью ср. Th. Mommsen,Römisches Staatsrecht 2, 1, Leipzig3 1887, 181-192.
Стремление избегать специальной терминологии обнаруживается у Тацита повсеместно (ср. Syme 343 сл.;
Kuntz, Die Sprache des Tacitus, диссертация, Heidelberg 1962, 148).
Клавдию также знакома эта формула (2, 23 insignes iuve- nes)fно он ею не ограничивается (см. выше). Norden 1, 311; Koestermann к 11, 23, 1; об употреблении и избегании терминов в речи Клавдия см. J. N. Adams, The Vocabulary of the Speeches in Tacitus' Historical Works, Bulletin of the Institute of Classical Studies (Univ. London) 20, 1973, 124-144, особенно 127 сл.: Тацит намеренно заимствовал отдельные слова и выражения, но лишь тогда, когда они без усилий включались в его стилистическую ткань. Там же 138 сл. — библиография о стиле речей у Тацита.
Если Плиний (epist. 1, 20) пытается убедить Тацита, что в определенном смысле речь тем лучше, чем длиннее, это, конечно, односторонне, но по сути основывается на правильном психологическом наблюдении: слушателю приятно, когда он может развить в себе чувство, что оратор входит в его положение и заслуживает доверия.
Социально-психологическое различие публики учитывает Квинтилиан, когда он, хваля стиль Саллюстия, характеризует его как непригодный для ораторской практики (10,1, 32).
У Тацита слово inveterascere— хорошо знакомое Цезарю и Цицерону — появляется только в этой речи. Слова,
употребляемые Тацитом только в речах, собрал Syme II 719 сл.
Клавдий выказывает свой юмор и в иных ситуациях, ср. V.M. Scaramuzza, The Emperor Claudius, Cambridge 1940, 111 ; C.G. Bruns,Fontes Iuris Romani, Tübingen 19097,199 сл. (Nr. 53).
Самоирония как интеллектуальное явление гораздо ближе к юмору, чем к собственно иронии, см. А. Наигу, L'ironie et l'humour chez Cicéron, Leiden 1955. Ср. также мою работу Ovids Humor (1963); теперь в: Ovid, изд. М. v. Albrecht & E. Zinn, Darmstadt 1968 (Wege der Forschung 92) 405-437, особенно 408.
О «прибавлениях» у Тацита: F. Klingner, Beobachtungen über Sprache und Stil des Tacitus am Anfang des 13. Annalenbuches, Hermes 83, 1955, 187-200.
Что Тацит отчасти следует за Ливием, подчеркивает Syme II 733 сл.; но он признает, что влияние Саллюстия важнее. О «историографическом языке» говорит Кунтц, passim; но проблема начинается там, где он заканчивает: каждый историк пишет по-своему.
Quint. 10,1, 32, ср. 10,1,101:
В новой книге известного слависта, профессора Евгения Костина из Вильнюса исследуются малоизученные стороны эстетики А. С. Пушкина, становление его исторических, философских взглядов, особенности религиозного сознания, своеобразие художественного хронотопа, смысл полемики с П. Я. Чаадаевым об историческом пути России, его место в развитии русской культуры и продолжающееся влияние на жизнь современного российского общества.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
Диссертация американского слависта о комическом в дилогии про НИИЧАВО. Перевод с московского издания 1994 г.
Научное издание, созданное словенскими и российскими авторами, знакомит читателя с историей словенской литературы от зарождения письменности до начала XX в. Это первое в отечественной славистике издание, в котором литература Словении представлена как самостоятельный объект анализа. В книге показан путь развития словенской литературы с учетом ее типологических связей с западноевропейскими и славянскими литературами и культурами, представлены важнейшие этапы литературной эволюции: периоды Реформации, Барокко, Нового времени, раскрыты особенности проявления на словенской почве романтизма, реализма, модерна, натурализма, показана динамика синхронизации словенской литературы с общеевропейским литературным движением.