Мастера римской прозы. От Катона до Апулея. Истолкования - [37]

Характеристично в рассказе Ливия то, что он вовлекает все элементы в действие и дает им вырастать из него377. Особенно дорогие основополагающие мысли он охотно вводит косвенно, вкладывая их в уста героям или заставляя их отразиться в представлениях зрителей. Таким образом, прозвище Торкват возникает у него из шутливых песен товарищей, которые сопровождают Манлия, в то время как Квадригарий ограничивается сухой констатацией. Этос события углубляется более сильным вовлечением в него диктатора и спутников. Высшему должностному лицу государства задают вопрос по сути дела, и в конце он также появляется как диктатор, который награждает и превозносит Манлия378.

Стремление к равномерному течению рассказа, проявляющееся, например, в движениях хора, сочетается с искусством ретардации и с созданием иных дуг напряжения. Когда он натягивает тетиву в описании битвы как таковой, это связано с эстетическим оттеснением тех подробностей, которые представляют интерес только с фактической стороны.

Сравнение по языку и стилю

А)КЛАВДИЙ КВАДРИГАРИЙ

Сообщение Квадригария, на первый взгляд, производит впечатление совершенно простого. Сочетание предложений — где оно вообще имеет место — достигается за счет указательных и относительных местоимений и наречий либо сочинительной связи.

Расстановка слов очень жесткая — начальная позиция подлежащего, конечная — сказуемого, благодаря чему предложение получает единообразие. Подчиненные друг другу придаточные следуют друг за другом по единому принципу, как в бюрократическом и юридическом языке379; с другой стороны, Квадригарий умеет извлекать из этой фразовой рамки отдельные определения, которые ему кажутся важными, и ставить их перед подлежащим или после сказуемого. Этим способом им придается самостоятельность и, следовательно, дополнительное освещение. Замкнутость предложений или же вычлененных частей, в соответствии с известным психологическим законом, подчеркивается постановкой важных слов на первом или на последнем месте в предложении, а если оно достаточно длинное, — посередине. В относительно тесных границах — с одной стороны, конечное расположение глагола, с другой — необходимость в видах четкости в более сложных комплексах аналитически выстраивать в ряд — Клавдий находит тесный путь, позволяющий ему делать в каждом случае из самого естественного порядка слов самый художественно убедительный.

Отбор слов соответствует сути дела и точен, но свободен от окостенелости. Можно увидеть в должной мере стремление к вариации: proelio — pugnantibus — pugnae — congressio; conturbavit — subvertit — evertit-, disciplina — ars. Где ход событий повторяется в точности, поменяется по крайней мере время (percussit — percutit). Преодолевая рамки чисто фактического сообщения, Клавдий находит для душевных порывов место на первом плане благодаря начальной позиции, дополняет описание объяснением, где оценивает деяние Манлия как спасение римской virtus, подчеркивает несколькими отвлеченными существительными различие между заученным образом действий галла и мужеством и творческим присутствием духа у римлянина. В свою очередь abstracta, примененные в этой связи (sua disciplina — animo magis quant arte confisus), подсвечиваются антитезой и ненавязчиво вносят свой вклад в оценку.

Легкие следы устного380 способа выражения проявляются в упомянутых уже промежуточных предложениях ut dico, как говорю, ut ante dixi, как я раньше сказал. Однако они, как мы можем установить, поправляя воззрения, существовавщие до сих пор, являются не элементом бесформенного стиля, но средством выделения важных слов «в разрядку» при помощи гипербата381, со структурной точки зрения применяемым вполне рационально382.

Архаические элементы не вовсе отсутствуют в нашем тексте (ср. аккузатив duo, генетив facies, аблатив ponti и генетив icti, образование cantabundus, конструкцию с quiescerent без ut и dativus sympatheticus ei... sub gladium successif)393, но общего впечатления сознательной архаизации нет.

«Поэтические» черты, которые энергично подчеркнул Вёльффлин384, не накладывают решающего отпечатка на общую картину (о scuto scutum percussit ср. ниже прим. 380; о pectus hausit383 ср. «Илиаду», S 517; summo genere gnatus, рожденный от высокого рода, с аллитерирующим386 подчеркиванием этимологического родства перекликается с эпосом.

О принадлежности к языку историографии однозначно свидетельствует частота употребления atque387, союза, который уже Катон предпочитает для высокого стиля.

Мало что в нашем тексте можно назвать «риторическими» художественными средствами; тем не менее антитетический параллелизм в зародыше представлен в сопоставлении двух героев388, причем, правда, второй член удивительным образом продолжается как самостоятельное предложение; противопоставление «галльского» и «испанского» меча, хотя для римских ушей оно несколько менее искусственно, нежели для современных389. Ненавязчивость риторики в нашем тексте проявляется и в повторении слов предшествующего предложения, — приеме, близком к traductio (п\окг\), как, например, subvertit — ubi eum evertit-, или neminem prodire — is... processif. Следует обратить внимание, как Квадригарий благодаря небольшим видоизменениям пытается облегчить архаическую тяжесть повторов.