Мастера. Герань. Вильма - [222]

Марксистско-ленинское положение о том, что только массы своим трудом и борьбой творят историю и что революция начинается лишь тогда, когда массы берут дело революции в свои руки, когда они становятся субъектом исторического процесса, помогает нам осмыслить суть трилогии. Концепция Шикулы строится на исследовании тех «медленных» социальных процессов, в ходе которых каждодневные дела и проблемы «маленьких» людей обретают большую историческую значимость и приводят этих людей к масштабным политическим решениям. В романе прослежен процесс формирования самосознания массы простых деревенских жителей, освобождения от пассивности, забитости, отчуждения от истории и постепенного понимания собственных возможностей. Это процесс затяжной, исполненный сомнений, требующий, как известно, определенного толчка. Такой толчок могут дать лишь сознательные силы, несущие революционность в массы. О присутствии таких сил в деревне Околичное («Мастера») говорится мало, отрывочно. О их действиях мы узнаем главным образом в заключительной части первой книги, когда в решительную минуту на сцену открыто выступают жестянщик Карчимарчик, батраки Онофрей, Ранинец, Вишвадер и ведут людей на Восстание. Такое «частичное» изображение борьбы народа допустимо, конечно, только в том случае, если в поле зрения художника постоянно ощущается диалектическая связь этого ограниченного фрагмента с общественной и, более того, интернациональной целостностью, в их взаимозависимости и взаимообусловленности. Если в литературе речь заходит об одном полюсе, хотя бы в подтексте, то обязательно должен быть ощутим и другой.

Взгляд художника обращен прежде всего к человеку, к его истории. Шикула никогда не воспринимал человека абстрактно, а в трилогии еще более явственно подчеркнул его социальные и общественные связи. Но выбирает он главным образом те социальные факторы, которые создают «лицо» человека, поэтому так подробно в его книге описаны профессии. Хвала простому народу, хвала мастерам, их созидательному труду, труду во имя людей — это, надо признать, самые прекрасные партии произведения. А самая идея мастера, мастерства обусловливает еще один важнейший аспект книги. В мастерстве — воплощение принципиальной сущности родной земли, мастерство — определяющий образ жизни словаков, ее творцов. Во имя этого, во имя созидательных усилий народа писатель ведет своих героев на борьбу за новый мир, за прогресс, то есть ведет к сознательному социальному творчеству, именно в нем полагая нравственный смысл Восстания.

Если полифония, многоголосье, в «Мастерах» целиком сосредоточена на разработке вышеназванной темы — народ в истории — и лишь подводит к теме Восстания, то вторая книга трилогии, «Герань», уже непосредственно касается событий Восстания — с августа 1944 года вплоть до освобождения Словакии Советской Армией. Внимание художника и здесь сосредоточено главным образом на отношениях людей, на моральной проблематике. В конкретных, тщательно детализованных образах раскрывается процесс кристаллизации партизанской солидарности, в которой писатель видит прототип новой социальной морали — так художественно осмыслен в книге нравственный завет Восстания будущему.

Действие «Герани» строится на контрапунктическом звучании двух главных тем: в деревне и в горах, в деревне Околичное и на полях сражений Восстания (с этой темой связана история партизанского отряда, в котором находится младший сын плотника Гульдана Имрих; в романе есть еще один, побочный, план: письма жандарма Штефана, свояка Имриха, своей жене Агнешке, в них рассказывается о противоречивых судьбах словацкой жандармерии в Восстании). Сюжетный параллелизм в структуре книги создает возможность конфронтации разных судеб: тех, кто остался дома, и тех, кто должен был покинуть дом и уйти в горы, чтобы воевать. Эта конфронтация осуществляется по большей части во второстепенных, боковых, опосредованных эпизодах, позициях и взглядах, отсюда широкий диапазон авторской концепции исторического значения Словацкого национального восстания: в сложный, противоречивый процесс прямо или косвенно был втянут весь народ, процесс этот отразил и инерцию старого в людях, и ломку старого, становление новых форм сознания и самосознания.

Теме Восстания и войны посвящена и последняя книга — «Вильма», но подается эта тема в ином ракурсе: здесь писателю важны последствия войны, ее гибельное вторжение в жизнь человека, все то разрушительное, что она с собой несет. В книге действуют те же персонажи: Имрих, Вильма, старый мастер Гульдан и мальчик Рудко, которому здесь отводится роль повествователя. Автор, таким образом, и в этой части сохраняет основную стилистическую структуру трилогии; он исходит из ви́дения подростка, из его манеры общаться, говорить со взрослыми, из его восприятия мира — так и этот образ органично вписывается в структуру всей трилогии. Рудко прежде всего свидетель, свидетель автора. Но свидетель, который несет свою ответственность. И его ответственность — нечто неизмеримо большее, нежели только он сам, — в этой ответственности сконцентрирован весь опыт, через который прошли простые словаки, их скромный трагический героизм.