Мастер-класс - [3]

— Видишь ли, мы единственная компания в округе, которая работает только под живую музыку, и здесь все наши спонсоры, которых мы убеждаем, что это необходимо. Я специально готовила так, чтобы номер был не под запись, мне необходимо сегодня — под пианиста. Ты можешь ждать?

— Подожду, конечно.

Конферансье сказал короткую блестящую речь, и публика прокричала в ответ:

— Конечно, подождем!

Началось ожидание.

Музыканты заиграли, кто танцевал, кто слонялся, конферансье периодически развлекал публику, как мог.

Минут через двадцать он подошел ко мне и поделился терзающей его тайной: он не был уверен, что адаптер дома (куда рванула жена). Он не помнит, видел ли его вообще.

Так…

— Тогда давайте скорее скажем директрисе об этом, нужно же как-то подготовиться, если что?!

— Нет! Еще есть надежда, возможно, это я просто нервничаю.

Ничего себе! Теперь нервничать стали вместе.

Послонявшись еще минут десять, подхожу:

— Какие новости, вы звонили жене?

— Да! Она забыла свой мобильный здесь, вот он.

Подходит несчастная директриса:

— Сколько еще ждать? Публика расходится, девочки мерзнут.

Конферансье разразился стенаниями и извинениями. И тут мне приходит гениальная идея:

— А давайте попросим музыкантов сыграть нам?! Они ж импровизаторы, они все могут!

— А они согласятся?

— А куда им деваться? Это будет феерически! Все недостатки спишутся на экспромт, родители будут счастливы, публика в восторге, трогательность момента добавит остроты, а потом все только об этом и будут говорить!

Мы плотоядно посмотрели на музыкантов и стали брать их в кольцо.

Директриса нанесла первый удар:

— Помогите, спасите, выручите, наша жизнь в ваших руках!

Они растерялись. Директриса добила:

— Девочки замерзают на цементном полу, публика ждет, нужно сыграть, иначе отсюда никто не уйдет.

— Но у нас нет опыта играния балета, — испуганно произнес честный ударник.

— С завтрашнего дня можете вписать в свое резюме, что есть! — выхожу на арену я. — Это очень просто, я сейчас все объясню.

Директриса ободряюще мне кивает и отступает назад, но далеко конвоиры не отходят. На всякий случай. Хотя, надо заметить, музыканты и не предпринимали попыток к бегству, они оказались гораздо сговорчивее меня. И я скороговоркой начала курс молодого бойца:

— Играть нужно две вещи. Первая — медленная, сладкая, романтическая, четыре четверти.

— Напойте, — сосредоточенно сказал саксофонист, прижевываясь к саксофону, — я попробую запомнить.

— Не надо, играйте свое, что привыкли, главное, чтобы было красиво, без напряга.

— Все равно спойте, мы возьмем ваш ритм.

Запела искомое па-де-де из «Дон Кихота». Через пару тактов осенило — ритмический рисунок там один в один — «Love Me Tender» от Элвиса Пресли. Забавно.

Они оттолкнулись от этого и начали шепотком импровизировать. Выходило просто отлично.

— Главное, держите квадрат.

Саксофонист, не отрываясь от инструмента, показал локтем на ударника:

— Пусть он держит.

Как он?! Я чуть было не ляпнула, что почему бы всем не подержать квадрат для верности?! Но промолчала: кто их знает, может, у них специфика такая? Ладно, буду сама считать.

— Долго так играть?

— Четыре квадрата, а потом повтор.

— Как повтор? — вздрогнули двое и перестали играть (я же забыла, что они импровизаторы!).

— Не надо повтора! Играйте как хотите, я махну, когда хватит.

— Хорошо.

— Отлично, а теперь вторая вещь: три четверти, в таком-то темпе, как бы подпрыгивая, с затактом и буйно.

Саксофонист недоверчиво поднял бровь, а ударник, напротив, обрадовался:

— Так пойдет?

И заиграл.

Раз: слабая доля.

Два: сильная доля.

Три: своей металлической кисточкой мазанул по поверхности.

Далее по кругу. Я растерялась:

— Нет, не так! Первая доля должна быть сильной, а остальные — слабые.

— Что, всегда? — ужаснулся он.

— Всегда.

— Какой кошмар.

Они начинают тихонько примеряться, звучит забавно, интересно, но необъяснимо-нелогично, пытаюсь представить танец с большими прыжками, но нет, не выпрыгивается. Прошу облегчить вторую долю или вовсе убрать. Плохо на меня посмотрели, но делают!

— Ну что, нормально?

— Отлично.

— Знаешь, — осенило вдруг гитариста, — а давай ты будешь петь? Будет то, что надо.

– Нет! Я не буду петь! В балете не поют, у вас все здорово! Я слов не знаю! – И, не дав им опомниться, сбежала говорить, что все готово.

Девочек выстроили, публику посадили, разволновавшийся конферансье вышел на середину и только собрался говорить, как в конце зала появилась его жена, она махала руками и кричала: «Я здесь, подождите!» Зал зааплодировал и захохотал. Большинство публики составляли родители и друзья, поэтому никто не сердился. Мужчины срочно стали готовить инструмент. Оказывается, мудрая женщина привезла еще педаль и плоскогубцы! Работа закипела. Мы благодарили музыкантов за отзывчивость, я расстроилась — с ними было бы эффектнее.

Итак, все готово, девочки стоят, директриса держит радостную речь о школе, о девочках, о живых пианистах, ее прерывают аплодисментами и воплями одобрения из зала. Я сижу за синтезатором, передо мной замер живой «пюпитр». Волнуюсь. Вдруг из темноты бесшумно появляется саксофонист, наклоняется к моему уху, делая вид, что поправляет какие-то настройки, и тихо-тихо спрашивает: