Мастер-класс - [2]

Все вокруг начали уговаривать, что без педали – хорошо, а размер клавиш – может, и плохо, но расположение-то такое же, а это главное, и зря я расстраиваюсь.

Возвращаемся к спорщикам. Увидев меня, они поспешили оповестить:

— Мы решили, что клавиши нормальные.

— Я рада.

Страдальчески оглядываю синтезатор. Мужчина из совета директоров с радостной готовностью:

— Что теперь не так?

— О, господи! А где подставка для нот?!

Конферансье умоляюще:

— Вы не запрашивали подставку для нот!

— Но я не думала, что ее нет, она мне нужна!

Мужчина из совета:

— Зачем?

— А как в ноты смотреть?!

— Играйте наизусть.

— Я не знаю наизусть! Мне нужна подставка!

— Ну вы придира!

— Нет, не придира, я на все уже согласна, но как я буду смотреть в ноты?!

— Я могу держать их.

Прекращаю заламывать руки и впериваюсь в него. Он молча кивает.

— Давайте сюда ваши ноты.

Даю распечатанные листочки.

— Где держать?

Показываю пальцем. Медленно, с достоинством обходит синтезатор и встает в указанном месте. Зрелище не для слабонервных.

— Все нормально. Я еще буду переворачивать вам листы.

— Могу себе представить.

Обрадованный конферансье начинает бурно благодарить, расстраивать его не хватает духу. Обреченно напоминаю, что пианинку надо бы приподнять.

— Конечно, это пара секунд, сейчас!

И начинается возня с синтезатором. Стою рядом, смотрю по сторонам, идти мне, собственно, некуда. Копошение у подставки затягивается, но не придаю этому значения. Потом чувствую, все затихло, смотрят на меня. Поворачиваюсь, точно: один лукаво, другой страдальчески, взъерошенная прядь упала на лоб.

— Что?!

— Послушайте… а что, на такой высоте совсем нельзя играть?

— Что? Вы что, издеваетесь надо мной?! А на чем мне сидеть?! Нет, это невозможно! Это невозможно! А почему нельзя подставку поднять?!

— Тут заело, нужны плоскогубцы, оно не отворачивается.

Какая-то женщина с виноградом заметила:

— А переверните подставку на попа. Будет выше.

— Гениально, спасибо, ура!

Переворачивают. Стою мрачно, как Станиславский, уже не верю ни во что. Получилось горкой: правая сторона выше, чем левая.

— И что это? Как играть?!

— Это ерунда, это почти не видно! Попробуйте, пожалуйста, попробуйте!

Чтобы не выглядело, будто я капризничаю, прошлась по беззвучным клавишам.

— Нет, это невозможно, когда начну играть в темпе, будет мешать, это же правая рука.

— Мы перевернем наоборот, под левую, — с надрывной готовностью предложил конферансье.

— Да какая разница?!

— А давайте подложим ей что-нибудь под правые ножки стула, тогда правая рука будет на нужной высоте, — пошутил советник.

Конферансье с обожанием посмотрел на него.

Нет, всё, мое терпение лопнуло, я повертела головой в поисках директрисы и только собралась к ней рвануть, как конферансье цепко схватил меня за локоть:

— Я вас очень прошу, очень прошу! Сыграйте, пожалуйста, я не смогу пережить, если подведу столько народу! Все так ждали, девочки так готовились, это ужасно, это ужасно, и я один во всем виноват! Я готов сделать что угодно, ну давайте, я буду держать левую сторону синтезатора, чтобы было ровно?

Моя гневная решительность была сбита, я уставилась на него. Понятное дело, отказать ему язык не поворачивается, но играть, когда один — ноты держит, другой пианинку на весу… это как-то за пределами, все-таки не варьете. Они, почувствовав, что я сдаю оборону, стали говорить больше и разом, я перестала понимать.

— Нет, — начала я растерянно, — это невозможно. Вы будете качаться и шевелиться, я буду путаться.

— Мы не будем даже дышать!

— Но представляете, как это будет смотреться со стороны?

— Я скажу очень проникновенную речь, очень, вот увидите! Публика будет в полном восторге, это я обещаю! У нас нет выхода — девочки должны станцевать!

Совсем расстроившись, я отошла от них подальше (вдруг еще чего выкинут), отправилась искать директрису. Она давала последние напутствия девочкам, они были уже одеты, точнее, конечно, раздеты — одним словом, готовы к выходу. Стоят, как всегда, хихикают, волнуются, мерзнут. Стоим с ними, болтаем, ждем команды и вдруг видим: бежит к нам конферансье. В таких случаях обычно говорят: лица на нем не было. Но у него было лицо — у него было страшное лицо! Я сжалась: господи, что еще? Там больше нечему случаться! Максимально вжалась в стену, чтобы дать ему без помех промчаться мимо, но случилось худшее: он бежал ко мне.

— Это катастрофа! Нет адаптера!!!

Я не знала, что такое адаптер, поэтому его отсутствие меня не огорчило:

— Ничего, не расстраивайтесь.

Он, сбиваясь, объяснил, что без него система вообще не работает. Никак. Я в душе вздохнула с облегчением и пошла искать директрису. По пути наткнулась на вездесущего советника, сказала, что все, нет адаптера.

— Послушайте, — ответил он, — вы уже согласились играть без стольких этих штук, а сейчас опять уперлись! Сыграйте, а? Я так понял, что вы можете играть и без всего этого.

Пришлось объяснять, что я уже согласилась играть и без адаптера тоже, но теперь проблемы у конферансье.

Началось нервное совещание. Варианты были: послать за адаптером и ждать или отменять выступление. Я предложила сгонять домой за дисками с балетной музыкой, по дороге я бы подобрала подходящий вариант. Но директриса, подумав, отказалась: