Масштабные ребята - [12]

Олений пастух заметил, что я поглядывал на пироп. Он снял камешек с шеи и подал мне.

— Однако, возьми, если тебе нравится.

Я взял пироп и тут же отстегнул с ремня алюминиевую, обшитую войлоком флягу.

У нас в Якутии такой обычай — если ты долго смотришь на вещь и она пришлась тебе по сердцу, — можешь считать, что она твоя. Но есть и другое неписаное правило: подарок требует ответного приношения. Дарить при этом надо более дорогую и солидную вещь, чем получил сам. Получил иголку — снимай кухлянку, взял седло — отдавай лошадь. Якуты любят ходить друг к другу в гости. Они чинно сидят возле огонька, пьют чай, но по сторонам зря не смотрят и чужих вещей не хвалят.

Манич жил у нас в ПГТ пять лет, но обычаев этих до сих пор не знал.

— Здорово ты его надул, — сказал Манич, когда мы вышли из юрты.

— Почему надул? — удивился я.

Манич завистливо посмотрел на мой кулак, в котором был зажат пироп, и хихикнул.

— Как будто я не знаю, что это драгоценный камень!

С дураками можно говорить только по-дурацки. Я не стал лезть на рожон и сказал Маничу, что выменял у пастуха самый настоящий алмаз. Красных алмазов в природе не бывает, но в данном случае это не имело никакого значения. Если Манич думает, что у меня алмаз, пускай думает.

Манич не сводил глаз с моего кулака.

— Ты его кому-нибудь продашь? — хриплым шепотом спросил он.

— Ага…

— А потом что?

— Ничего… Куплю что-нибудь или построю.

Я подумал несколько минут и начал вслух строить в нашем ПГТ двухэтажную каменную школу, телевизионную вышку, плавательный бассейн, цирк и кафе-мороженое «Север». После этих расходов у меня все равно остался целый карман денег. Я посмотрел на Манича и в довершение ко всему построил в ПГТ больницу для кретинов.

Манич не понял моего намека.

— Зачем же больницу? — задыхаясь спросил он. — Пускай сами строят.

Манич полностью разоблачил себя. Передо мной был типичный индивидуалист, родимое пятно прошлого.

— А ты как бы потратил деньги? — спросил я Манича.

Глаза Манича зажглись, как фары. Не нужно много фантазии, чтобы узнать, где сейчас витали его мысли. Манич плыл сейчас на личной шикарной яхте по океану. Он сидел на палубе возле стола и курил толстую сигару. К столу один за другим подходили чернокожие рабы с бутылочками кока-колы на подносе, сэндвичами, живыми устрицами и мороженым-пломбиром с изюмом посередине. Они ставили подносы перед Маничем и кланялись этому дураку в пояс.

— Кушайте, мистер Манч!

Я ненавидел капиталистов и эксплуататоров. Если бы мне разрешили, я бы утопил всех до одного в Вилюе.

— А ты как потратишь деньги? — зловеще спросил я Манича.

Фары Манича вспыхнули последний раз и погасли.

— Отстань от меня! — сказал Манич.

— Нет, ты говори! Раз ты так думаешь, ты говори!

Манич уперся и решительно не желал отвечать на мой вопрос. Собственно, что тут спрашивать, когда и так все ясно и понятно.

Едва мы пришли с Маничем к привалу, Пал Палыч впряг нас в работу — заставил собирать сучья для вечернего костра. Мы увлеклись этим делом и на время забыли о красном алмазе, кока-коле, сэндвичах, устрицах и прочей чепухе.

Костры бывают разные. Если вздумал заночевать в зимней тайге, надо разводить большое, жаркое пламя. На поляне крест-накрест укладывают толстые сухие стволы и поджигают снизу легкими сухими ветками. Позади костра не мешает насыпать высокий отвесный сугроб. Он защитит от холодного ветра и, будто рефлектор, будет посылать прямо на тебя благодатное, томительно разламывающее каждую косточку тепло.

А еще костры разводят от волков, от вредной кусачей мошкары и просто так — костер для костра. Соберешь летним вечерком кучку хвороста, чиркнешь спичкой и глядишь, как плывет меж стволов и тает синяя задумчивая ниточка дыма. И кажется тогда — нет ничего на свете краше этого костра, тонконогих, набежавших из чащи березок и тихой, вспыхнувшей в недоступной вышине неба звезды.

Но особое дело — пионерский костер. Складывают его из высоких прямых стволов, будто чум эвенка. Разожгут внизу сушняк, и пламя тут же с треском и гулом ринется к вершине и озарит и поляну, и реку, и плывущую вдалеке лодку, и всё-всё на свете.

Именно такой костер разожгли мы на берегу Вилюя вместе с седьмым-б.

Для начала Пал Палыч провел с нами коротенькую беседу про нашу будущую жизнь в поселке строителей, потом мальчишки и девчонки рассказывали стихи и басни, потом Ира-маленькая танцевала умирающего лебедя. Закончилось все старинной пионерской песней про картошку. Седьмой-б вел себя на этот раз прилично, только во время песни старался перекричать нас и вырваться со своими козлиными голосами вперед.

Тут же, на поляне, мы улеглись спать. Если б кто-нибудь пришел к нам ночью из школы и глянул на сонный лагерь, — ни за что не разобрался бы, где мы, где седьмой-б и вообще кто где. Но это, конечно, не было началом дружбы. Хитроумный седьмой-б еще не раз устраивал нам пакости. Но зачем торопиться? Оставим пока седьмой-б в покое. Пускай спит…

Беда

Я прекрасно помню, как это было. После костра мы с Маничем легли спать на мягких сосновых ветках. Манич все время ворочался и мешал своими глупыми вопросами — сплю я или не сплю? Я лягнул Манича, и он моментально успокоился.