Машина времени. Человек-невидимка. Война миров. Пища богов - [3]

Уэллс поставил себе целью писать не об отдельных человеческих судьбах, но о судьбе всего человечества, о движении истории, о грандиозных мировых потрясениях, о взлетах и падениях человеческого разума — обо всем, что может случиться впереди. Сегодняшний день он тоже оценивал с точки зрения будущего. В настоящем, считал он, важнее всего то, какое будущее оно готовит. Уэллс не был писателем-фантастом в узком понимании слова. Сделанное им очень много значило для литературы в целом. Своим творчеством он помог расширить ее горизонты, ведь он первый уловил, насколько увеличились масштабы действительности, убыстрилось движение времени, какие предстоят перемены. И современники быстро его оценили. «Машина времени» сразу принесла ему известность, и успех его упрочился, когда ранний цикл романов был завершен. Но нам все же легче, чем современникам Уэллса, судить о достоинствах этих книг. Мы знаем, как плодотворно отозвалось сделанное Уэллсом на мировой литературе. Знаем и то, что он — сколько интересных и умных произведений в дальнейшем ни написал — никогда больше не поднялся до вершин, достигнутых в первые годы. Молодой писатель был уже классиком.

* * *

Идея прогресса — это главное, чему посвящено все творчество Уэллса. Из множества проблем, притязавших на первенство, он выбрал ту, которая действительно значила больше других.

Понятие прогресса — не из очень давних. Оно сформировалось по-настоящему только в XVIII веке и тут же выявило сложную свою диалектику. Является ли материальный прогресс гарантией прогресса в социальной и нравственной области? Этот вопрос поставил в 1750 году Жан-Жак Руссо в своем «Рассуждении по вопросу: способствовало ли возрождение наук и искусств очищению нравов» — и ответил на него отрицательно. Более того, Руссо обрисовал ситуацию, при которой материальный прогресс ведет к нравственному регрессу. Этот кажущийся парадокс становится законом в обществе, где на одном полюсе сосредоточено богатство, на другом — бедность; на одном — могущество, на другом — беззащитность; на одном — власть, на другом — рабство. Учение Руссо сделало его главным философом Великой французской революции. Прах его был перенесен в Пантеон, вожди революции пользовались его терминологией. Но общество, созданное этой революцией, заставило снова поставить тот же вопрос и дать на него тот же ответ.

Молодой Уэллс был из тех, чей ответ прозвучал достаточно определенно.

Годы, проведенные в Лондонском университете, были отданы не одной только науке. Уэллс не придумал еще термина «роман, вобравший в себя всю жизнь», но сам с юношеской страстностью стремился словно бы вобрать ее всю в себя и жадно впитывал все, что могло помочь ему в ней разобраться. А жизнь, с которой он столкнулся, требовала новых ответов. Королеве Виктории предстояло царствовать еще немало лет, но век ее высшей славы уходил в прошлое. Восьмидесятые годы поколебали устойчивое, респектабельное, с пышным фасадом здание викторианства. Оно стояло еще прочно, но в нем все чаще начинали звенеть стекла, шли трещины, отваливались куски штукатурки. Отлаженный десятилетиями механизм отношений между классами начинал давать перебои. Возникли новые профсоюзы, более широкие по составу, чем старые, и менее склонные к компромиссам. Оживилось стачечное движение. Во всей общественной жизни страны обнаружился сдвиг влево. И молодой студент с восторгом приветствовал новые веяния. Он бегал на митинги, читал труды историков, философов, социологов, строил наедине с собой планы нового общества.

Интерес к социалистическим теориям исключительно много дал Уэллсу как художнику. Он помог ему увидеть противоречия буржуазного общества и взглянуть на него со стороны, из будущего. Как говорил потом Уэллс, Маркс заставил его поверить, что буржуазное общество, однажды, в силу исторических закономерностей, возникнув, таким же путем — ведь историю не остановишь — уйдет в прошлое. Это убеждение придавало силу и масштабность критике Уэллса, углубляло его анализ.

Уэллс пошел дальше Хаксли. Если тот считал, что классовая борьба ослабляет человеческое общество перед лицом природы, и стоял за «союз труда и капитала», то Уэллс в первом своем романе показал, к чему может привести подобный «союз».

Мир, в который попадает Путешественник по Времени, не похож на наш. Человечество исчезло. Вместо него появились две породы полулюдей: прекрасные, но нежизнеспособные и невежественные элои и звероподобные, обросшие шерстью морлоки. Почему человечество постиг такой печальный удел? Путешественник (а он надеялся попасть в настоящую Утопию) так объясняет причины своего разочарования: «Это не был тот триумф духовного прогресса и коллективного труда, который я представлял себе. Вместо него я увидел настоящую аристократию, вооруженную новейшими знаниями и деятельно потрудившуюся для логического завершения современной нам индустриальной системы. Ее победа была не только победой над природой, но также и победой над своими собратьями — людьми».

В этом мире был достигнут своеобразный хакслианский идеал — труд и капитал выступали как союзники. Противоречия между ними исчезли. «Человечество дошло до того, что жизнь и собственность каждого оказались в полной безопасности. Богатый знал, что его благосостояние и комфорт неприкосновенны, а бедный довольствовался тем, что ему обеспечены жизнь и труд. Без сомнения, в таком мире не было ни безработицы, ни нерешенных социальных проблем». Но «за этим последовал великий покой». Человеческий разум «совершил самоубийство». В конце «Машины времени» показан мир, гибнущий от энтропии. Но еще до этого люди погибли от некоей «социальной энтропии».