Машина влияния - [41]
39. Фаллос Лакана в машиностроении Тауска
К вопросу о машине, гениталиях и мастурбации Тауск возвращается в заключительной, vii главе своего исследования. Возвращается после рассуждений о либидо и механике его перераспределения. Либидо при шизофрении децентрируется, частично снимается с гениталий, в результате чего «все тело является половым органом»[228]. В качестве аргумента Тауск приводит мужские фантазии о возвращении в материнскую утробу в желании «мужчины полностью забраться в половой орган, из которого он появился на свет», для чего, например, нужно идентифицироваться с отцом, или, конкретнее, с его пенисом. Это «или» не столько указывает на некий выбор, сколько ещё раз отмечает метонимическую механику внутренней идентификации: отец = (его) фаллос. В этой идентификации, в этом инфицирующем отождествлении кроется усложнение всей картины за счет одновременной диффузии либидо. Децентрированное рассеивание либидо предписывает возможное исчезновение у аппарата влияния гениталий. Исчезновение органа восполняется его метонимией: человек – гениталии[229]. Такая трансформация буквально представляет становление тела-без-органов.
Одновременно формируется внешний аппарат, причем здесь как раз важно, что он – машина: «Образование аппарата влияния в форме машины подтверждает, таким образом, существование проекции собственного тела, представляемого половым органом»[230]. Тауск не останавливается на этом, заходя к генитальному телу-без-гениталий с другой стороны, можно сказать, со стороны беременности и крышки гроба:
Фантазия о материнской утробе и идентификация с матерью, возможно, находят выражение в выпуклой форме крышки, которую имеет корпус, изображающей, возможно, беременную материнскую утробу. Расположенные внутри батареи – возможно, изображают ребенка, которым является сама пациентка. То, что ребенок воображается в форме батарей, то есть машины, опять подтверждает теорию, что весь человек чувствует себя половым органом, и тем более потому, что одновременное отсутствие гениталий представляет собой прегенитальную, в известном смысле безгенитальную стадию[231].
Линия смещения мысли Тауска в фантазии Наталии А. о гробе материнской утробы: батарея – ребенок – машина – половой орган. Внутри источник энергии, обеспечивающий работу машины. Эта работа обеспечивает наслаждение органом, органом ребенка, ребенком.
Тауск прекрасно понимает, что регрессия, которая оказывается принципиальной для его рассуждений о преобразованиях машины влияния, отнюдь не предполагает работы линейной машины времени, и все представления предшествующие регрессии сохраняются. В частности, «в запасе представлений сохраняется образ полового органа как репрезентанта сексуальности. Половой орган отмечает пол. Он используется для отображения как средство выражения, как язык, с помощью которого сообщается о явлениях, существовавших до появления средства выражения»[232]. Разговор об органах, о пенисе вдруг поворачивается не только в привычную сторону языка органов при шизофрении, но в сторону полового органа как фаллоса в лакановском смысле слова: половой орган является только символом сексуальности, которая старше символики и любого пригодного для коммуникации с людьми средства выражения и поэтому не может иметь современного ей выражения для сообщения о себе[233].
Тело – фаллос задним числом. Тело – запаздывание и сдвиг по фазе фаллоса. В таком смещении по фазе заводится человек-машина. Остается напомнить, что фаллос – психический объект с различающей функцией. Фаллос – метка различий, разметка отличий.
Завершает свою статью Тауск мыслью о человеке-машине: деформация «человеческого аппаратного образования (menschlichen Apparatgebildes) до образа машины соответствует как проекция прогрессу процесса болезни, делающему из я диффузное сексуальное существо»[234]. Этот образ машины от аппарата отличает автономия. Машина пребывает в постоянном изменении, она то и дело преобразуется в потоках шизолибидо. Гениталии, подобно либидо-машине, не зависят от намерений инстанции я, оттого и неизбежно возникает либо представление об их автономии, либо об их подчиненности воле другого. Последние слова статьи Тауска посвящены механике эрекции, которая «воспринимается как нечто независимое от я и не полностью им преодолеваемое, как часть внешнего мира»[235]. Здесь, в переходности и метонимичности из будущего прибывает фаллос Лакана, доступ к которому открывается лишь в месте Другого. Фаллос, независимый от себя, часть внешнего мира, принадлежащая машине влияния. Но внешнему миру он принадлежит настолько же, насколько и внутреннему, обеспечивающему машину Другого либидо-энергией той самой батареи, которую видела в своем фантазме Наталия А. Фаллос аппарата наслаждения действует автоматически, заводится сам по себе. Он всегда уже не совсем от мира сего, он отчасти – того мира пропись.
Часть V.Третья машина уже здесь
40. Расстройства нарциссизма
Третья машина влияния, как и две предыдущие, конечно же, связана с
Эта книга – введение в дисциплину Великого и Ужасного Волшебника, Наследника и Реформатора Фрейда, Друга Якобсона и Леви-Строса, Последователя Сократа и Спинозы, Западного Мастера Дзен и Самого Темного Мыслителя, Отца Постсовременного Дискурса и Теоретика Эха Мысли, Психоаналитика Жака Лакана.Книга известного психоаналитика и теоретика культуры Виктора Мазина в доступной форме вводит в творческое наследие выдающегося французского мыслителя, основателя «Фрейдовской школы» Жака Лакана (1901-1981).Адресована широкому кругу читателей, интересующихся психоанализом и историей культуры.
Эти действующие лица неоднократно сводились на страницах исследовательских работ, на теле – и киноэкранах. И потому – «еще раз». Еще раз – на страницах-экранах. Зигмунд Фрейд и Шерлок Холмс, несмотря на вымышленный характер одного и реальный характер другого, обречены на мифологическое существование, обречены на жизнь референциальных аттракторов, на бесконечное повторение и уподобление, обречены на сближение. Бессмертие обеспечивается навязчивым характером повторяющегося «еще раз»: так воскресает через десять лет на страницах Шерлок Холмс после смертельной схватки с профессором Мориарти, так воскресает под пером все новых и новых биографов Зигмунд Фрейд.
В третьем томе рассматривается диалектика природных процессов и ее отражение в современном естествознании, анализируются различные формы движения материи, единство и многообразие связей природного мира, уровни его детерминации и организации и их критерии. Раскрывается процесс отображения объективных законов диалектики средствами и методами конкретных наук (математики, физики, химии, геологии, астрономии, кибернетики, биологии, генетики, физиологии, медицины, социологии). Рассматривая проблему становления человека и его сознания, авторы непосредственно подводят читателя к диалектике социальных процессов.
А. Ф. Лосев "Античный космос и современная наука"Исходник электронной версии:А.Ф.Лосев - [Соч. в 9-и томах, т.1] Бытие - Имя - Космос. Издательство «Мысль». Москва 1993 (сохранено только предисловие, работа "Античный космос и современная наука", примечания и комментарии, связанные с предисловием и означенной работой). [Изображение, использованное в обложке и как иллюстрация в начале текста "Античного космоса..." не имеет отношения к изданию 1993 г. Как очевидно из самого изображения это фотография первого издания книги с дарственной надписью Лосева Шпету].
К 200-летию «Науки логики» Г.В.Ф. Гегеля (1812 – 2012)Первый перевод «Науки логики» на русский язык выполнил Николай Григорьевич Дебольский (1842 – 1918). Этот перевод издавался дважды:1916 г.: Петроград, Типография М.М. Стасюлевича (в 3-х томах – по числу книг в произведении);1929 г.: Москва, Издание профкома слушателей института красной профессуры, Перепечатано на правах рукописи (в 2-х томах – по числу частей в произведении).Издание 1929 г. в новой орфографии полностью воспроизводит текст издания 1916 г., включая разбивку текста на страницы и их нумерацию (поэтому в первом томе второго издания имеется двойная пагинация – своя на каждую книгу)
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор книги — немецкий врач — обращается к личности Парацельса, врача, философа, алхимика, мистика. В эпоху Реформации, когда религия, литература, наука оказались скованными цепями догматизма, ханжества и лицемерия, Парацельс совершил революцию в духовной жизни западной цивилизации.Он не просто будоражил общество, выводил его из средневековой спячки своими речами, своим учением, всем своим образом жизни. Весьма велико и его литературное наследие. Философия, медицина, пневматология (учение о духах), космология, антропология, алхимия, астрология, магия — вот далеко не полный перечень тем его трудов.Автор много цитирует самого Парацельса, и оттого голос этого удивительного человека как бы звучит со страниц книги, придает ей жизненность и подлинность.
Сопротивление Хайдеггера «модерну» стало едва ли не официальным его завещанием. «Черные тетради» лишь укрепили этот антимодернистский вывод, превратив Хайдеггера в ведущего философского мракобеса XX века. Но, быть может, не стоит верить Хайдеггеру на слово? Что если попытаться деконструировать Хайдеггера как модерниста, вскрыв за декларативным уровнем инвектив и дежурной критики территорию модернистской онтологии с ее собственными проблемами (такими, как надежность и юзабилити), которые и по сей день определяют нашу ситуацию знания? Чего в конечном счете хотел Хайдеггер как последний auteur философии и чего он достиг?В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Изложив в общих чертах теорию брехни и лжи, Гарри Франкфурт обращается к тому, что лежит за их пределами, – к истине, понятию не столь очевидному, как может показаться на первый взгляд. Преданность нашей культуры брехне, возможно, гораздо сильнее, чем половинчатая приверженность истине. Некоторые (например, профессиональные мыслители) вообще не считают «истину» и «ложь» значимыми категориями. Даже слушая тех, кто твердит о своей любви к истине, мы волей-неволей задумываемся: а не несут ли они просто полную чушь? И правда, в чем польза от истины? С тем же искрометным остроумием и основанной на здравом смысле мудростью, которыми пронизана его первая нашумевшая книга «К вопросу о брехне», Франкфурт предлагает нам по-другому взглянуть на истину: есть в ней что-то настолько простое, что, вероятно, и заметить трудно, но к чему у нас есть скрытая и в то же время неистребимая тяга.
Принято считать, что лучший способ помочь бедным состоит в том, чтобы позволить богатым богатеть, что всем выгодно, когда богатые платят меньше налогов, и что, в конце концов, их богатство полезно для всех нас. Но эти распространенные представления опровергаются опытом, исследованиями и простой логикой. Такое несоответствие представлений фактам заставляет нас остановиться и задаться вопросом: почему эти представления столь распространены несмотря на все большее количество свидетельств, противоречащих им?Бауман подробно рассматривает неявные допущения и неотрефлексированные убеждения, лежащие в основе подобных представлений, и показывает, что они едва ли смогли бы сохраниться, если бы не играли важную роль в поддержании существующего социального неравенства.
Эссе известного социолога, профессора Высшей школы экономики посвящено понятию «политкорректность». Автор относится к этому явлению скептически. Ведь именно политкорректность сегодня становится одним из основных инструментов борьбы меньшинств за формирование новой повестки дня против большинства, борьбы, которая, на самом деле, подрывает традиционные институты демократии.