Машина Судного дня. Откровения разработчика плана ядерной войны - [21]

Фактически мы узнали на авиабазе Кадена, что тактические дежурные самолеты там никогда не поднимались в воздух во время ежедневных учений, и причиной этого были вовсе не затраты. Они даже не выруливали к месту старта. Причиной, как нам объяснили, была опасность аварии, возможно, даже ядерной аварии.

Каждый из дежурных самолетов F-100 с одним пилотом нес подвешенную к фюзеляжу термоядерную бомбу Mark 28. Говорят, что такие бомбы были предназначены для размещения внутри самолета в целях повышения безопасности, но на тактических истребителях-бомбардировщиках для них не было места.

Более того, у таких бомб не было «защиты от одноточечной детонации». Водородные, термоядерные бомбы приводились в действие плутониевым зарядом, подобным тому, который уничтожил Нагасаки. Плутониевое ядро было окружено сферической оболочкой из кумулятивных зарядов взрывчатого вещества. Когда их одновременно подрывали, они сжимали плутониевое ядро и доводили его массу до сверхкритической, после чего происходил ядерный взрыв, поджигавший термоядерное топливо.

«Защита от одноточечной детонации» означала, что конструкция не допускала ядерного взрыва при случайной детонации одного из кумулятивных зарядов. Точнее говоря, вероятность ядерного взрыва составляла «менее одного на миллион». Только детонация нескольких кумулятивных зарядов – в результате падения, возгорания, выстрела или замыкания – приводила к частичному ядерному взрыву. Его мощность могла быть эквивалентной бомбе, сброшенной на Хиросиму.

Поскольку эти боеприпасы не имели защиты, существовала опасность детонации одного-двух кумулятивных зарядов при аварии с последующим радиоактивным заражением большой территории и даже частичным или полным ядерным взрывом. Хотя вероятность последнего была небольшой, рисковать во время учений, которые проводились ежедневно, все же не стоило.

Таким образом, во время учебных тревог пилоты всего лишь садились в самолеты и запускали двигатели. Они не выруливали со стоянок к месту старта, не говоря уже о взлете. Пилоты, когда не были на дежурстве, конечно, регулярно летали на самолетах без бомб. Они, несомненно, выполняли и тренировочные задания с реальным оружием на борту, но не в условиях тревоги. Однако мы так и не смогли получить ясный ответ на вопрос, взлетали ли находящиеся на дежурстве пилоты для выполнения тренировочных заданий с ядерным оружием на борту. Нам говорили, что такое если и случалось, то редко, а может быть, и никогда.

На мой взгляд, прозвучи приказ вырулить на взлетно-посадочную полосу, дежурные пилоты восприняли бы его как экстраординарное, а может быть, и беспрецедентное событие. Даже если бы это было всего лишь учебным заданием (о чем пилотам не сообщалось), первую пару раз они наверняка подумали бы: «Началось!» Вражеская атака неизбежна или это упреждающий удар. Как минимум пилоты должны были решить, что угроза вражеской атаки на этот раз более серьезна, чем прежде. Именно с таким настроением они летели бы к району выжидания даже в отсутствии приказа о выполнении боевого задания после взлета.

О таком последствии отсутствия регулярных подъемов самолетов в воздух по тревоге в условиях, близких к реальным, похоже, не подозревали ни офицеры, отвечавшие за контроль над ядерным оружием, ни пилоты, с которыми я разговаривал. Фактически они признавались в том, что подобное им и в голову не приходило. Все воспринимали мои доводы как нечто новое, интересное и правдоподобное. Такое положение не могло не беспокоить. Они соглашались с тем, что в первый раз (даже несколько раз) вначале дежурные пилоты, оказавшиеся в районе выжидания, неизбежно должны были предполагать самое худшее просто потому, что такого раньше не случалось. Пилоты наверняка будут думать, что война началась или неизбежна, поскольку командиры, отдавшие беспрецедентный приказ, похоже, считают именно так.

А что если у пилотов есть и другие причины так думать? Допустим, это случилось во время международного кризиса и регионе или где-нибудь еще в мире. Допустим, это произошло после получения стратегического предупреждения или в условиях повышенной угрозы войны или нападения. Что если в регионе идет реальная война, скажем, между КНР и Тайванем или в Индокитае? Или случился серьезный кризис, подобный тому, что реально произошел в 1954–1955 гг. и повторился в 1958 г. (вскоре после того, как я написал свою докладную записку), когда коммунистический Китай на материке на протяжении нескольких месяцев вел артиллерийский обстрел близлежащих островов, занятых войсками Гоминьдана? В обоих случаях на президентском уровне обсуждалась возможность использования американского ядерного оружия для прекращения атаки и сохранения доступа к островам Цзиньмынь и Мацзу. (В начале 1958 г. на Тайване и в районе г. Осан, Южная Корея, были размещены крылатые ракеты Matador с ядерными боеголовками.)

Что если после подъема самолетов по сигналу предупреждения на одной из американских баз в регионе, возможно, на той самой базе, откуда стартовали самолеты, произойдет мощный взрыв? На первый взгляд это может показаться невероятным совпадением, слишком далеко выходящем за рамки наихудшего сценария. Однако по размышлении такое событие кажется уже не таким невероятным. Насколько я мог понять из множества разговоров, никому в регионе даже в голову не приходила такая мысль. Вместе с тем никто не отвергал ее как неправдоподобную после короткого обсуждения.