Машина пробуждения - [170]

Кружили птицы, хлопали крыльями летучие мыши, росли скоплениями кусты, тянувшие свои листья к свету. Кое-где стены из натурального камня перетекали в растрескавшийся и оплывший миллиардник эсров постанвитинской эры; до того как подчинить себе поверхность, Первые люди обитали в этой пещере, вырубая свои кельи в ее стенах, все еще хранивших вкрапления их древнего, странно органического камня. Это место стало первым прибежищем эсров, и перед внутренним взором Купера явился призрачный образ того, как они прибывали в этот мир, которому однажды предстояло развиться в Неоглашенград; они летели/плыли по морю Памяти о Небесах, чтобы обустроить здесь свое логово, собраться с силами и исследовать покрытый лесами мир снаружи пещеры.

Когда процессия углубилась в протянувшиеся на целую милю чертоги, Купер разглядел столбы света, льющегося сквозь завесу брызг водопада, – до него было более полумили, что указывало на мощь этого прозводителя сейсмического грохота и обильного тумана. Интересно, испытаешь ли те же ощущения, если приблизишься к подножию Ниагары? Купер видел водопад и всем телом ощущал его рокот – тот, казалось, становился все сильнее. Почудилось, или за ним действительно слышался еще один звук – дыхание титана, накладывавшееся фоном на шум падающей воды? В конце концов, как успела рассказать Прама, Неоглашенград был возведен на спине зверя, а животным полагается дышать.

Она ждала их там, позади водяной стены, – колонна крылатого света, затмевавшего своим ослепительным блеском даже яркое солнце, чьи лучи отражались в миллиардах и миллиардах капелек тумана. Она стояла рядом с отцом, прикрывшим свой вновь обретенный опаляющий жар одеждами и обнимавшим Сесстри – раскрасневшуюся, розоволосую, туго забинтованную, но стоящую на ногах благодаря поддержке своего возлюбленного, своего опального князя.

Алуэтт поприветствовала Праму поклоном, что удивило всех, за исключением самой Прамы; наследница Эшера без какого бы то ни было смятения приняла свою новую роль, возвысившись над смертными материями с нечеловеческим величием и отстраненностью, от них давно отказался ее отец, который не желал или же просто больше не мог оставаться в стороне от мирской суеты. Княгиня Прама Рамей подобной слабости не выказывала.

Присоединившись к Алуэтт, она возглавила похоронную процессию, проведя ту сквозь грохочущий туман во внешний мир.

После того как они так долго спускались под землю, было удивительно пройти через разделившийся занавес воды и оказаться на свету. Солнца обожгли его глаза, и пытающемуся проморгаться Куперу последний отрезок пути представился в виде сменяющих друг друга переэкспонированных фотографий: каменщики, Развеянные, серпантинная дорога, спускающаяся к рогу зверя, где вода обрушивалась в море; драккар с ростром в виде головы белухи, опоясанный красными лентами и парящий в воздухе прямо у самого края мира и бездонной пропасти за ним; Алуэтт в лиловом платье, лепестки цветов, рассыпающиеся над ее головой, бронзовые чаши, разбрасывающие брызги молока и соленой воды; каменный выступ – или же это была кость, или хитин, или раковина? – выдающийся над бездной на узкой шее зверя, и толпа, занимающая места на крутом склоне импровизированного амфитеатра; полное отсутствие горизонта, одни только облака и небо… сотня небес, и в вышине, и под ними, целое море, состоящее из них, и мир плыл по нему.

За импровизированным алтарем в виде каменной насыпи, к которому направилась Алуэтт, шея не заканчивалась, но тянулась на многие мили, и огромную, будто целый континент, голову зверя, который и был этим миром, окутывала пелена облаков. Как выглядит животное со стороны, Купер мог лишь фантазировать, ведь им настолько завладели головокружение и благоговение, что он не осмеливался попытаться отправить свое зрение в заоблачные глубины. Алуэтт остановилась возле драккара, построенного из какой-то темной древесины и хотя и парящего в воздухе, но привязанного к насыпи из скрепленных глиной камней. На палубе лежало прикрытое красным саваном тело безымянной Первой, питавшей машину Смерти со времен, когда человечества и в помине еще не было. Как ни удивительно, но здесь, на фоне бесконечных волн моря Памяти о Небесах, она казалась куда более огромной, нежели тогда, в той золотой сфере.

Прама стояла на каменном возвышении, окруженная облаченными в платиновую броню преторианцами; металл их доспехов был начищен так, что едва не излучал собственный свет. Солнце приглушило сияние княгини и обнажило бы ее тело, не прикрой ее стражники льняными одеяниями, скрывшими крылья-плавники и развевавшимися на порывистом ветру. Ее руки и голова остались открытыми, и собравшаяся публика ничего не могла с собой поделать и разглядывала эту ее голову, так похожую на шлемы ее охранников. Она казалась ожившей реликвией, и, очутившись рядом с ней, ты будто бы переносился на миллионы лет в прошлое.

Человек, приблизившийся к Куперу, казался скукожившимся под давлением окружающей обстановки – вот насколько были важны домашние стены для хорошего самочувствия Тэма. На солнце лицо его выглядело не столько хитрым, сколько просто привлекательным, зато рыжеватокаштановые волосы и выступающий нос придавали еще больше сходства с лисой, чем прежде. Он был одет в изящный серый камзол со светло-коричневой горжеткой и выжидающе смотрел на Купера.