Марокко - красная земля - [32]

До этого мы пережили еще одно аналогичное приключение, может быть, даже более необычное, хотя и не столь опасное. Произошло оно, когда я по другой дороге ехал в автобусе. Сидел я рядом с водителем, так удобнее было наблюдать сменяющиеся пейзажи.

Автобус, прекрасно управляемый шофером, тихо катился по асфальту, и шум его мотора отнюдь не напоминал голоса людей или крики животных. Мы выехали из-за поворота, и вдруг на обочине шоссе, на защитном барьерчике над пропастью узрели "птичку" более метра высотою. Бурый горный орел!

Увидеть орла на свободе с такого расстояния, и притом сидя в автобусе, — случай весьма редкий.

Хищник, не привыкший без борьбы уступать дорогу, не испугался даже размеров нашего экипажа. Оттолкнувшись лапами от барьерчика, он расправил свои огромные крылья и одним рывком бросился на автобус, который, ничем ему не угрожая, ехал своим путем. Птица одним крылом коснулась окна автобуса, заслонив нам, как занавесом, на какую-то часть секунды весь горизонт. Орел не расшибся о машину, потому что в последнее мгновение взмыл вверх. К счастью, и наш водитель не утратил присутствия духа. Сверни он чуть влево — и мы разбились бы о скалу, вправо — и мы приземлились бы на 300 метров ниже. А тормозить не было времени.

Поразительной была отвага этого орла. К сожалению, невероятную встречу с ним не удалось сфотографировать. Когда я выглянул в окно автобуса, орел парил уже высоко, высоко…

Нам встречались не только животные, но и люди. Издалека завидев друг друга, мы подымали вверх правую руку ладонью вперед и обменивались приветствием правоверных: "Слама!" — "Мир с тобой!"

Поднятая раскрытая рука доказывает, что ты не держишь в ней оружия и что у тебя нет злых помыслов. И мы расходились с миром. Хуже бывало, когда иной раз сталкивались навьюченные животные. Тропинка узенькая, с одной стороны — отвесная скала, с другой — такая же отвесная пропасть. Приходилось снимать вьюки и переносить их на голове либо на спине, потому что вьючные животные разминуться или повернуть назад не могли.

Ночевали мы в горных дуарах, обычно под открытым небом. В домах тесно, не всегда чисто, не всегда хорошо пахнет. К тому же, если в доме есть женщины, в нем не должен находиться чужой, особенно ночью.

Спали мы спокойно. Охраняло нас священное право гостеприимства. Ограбить, убить можно на дороге, в пустыне, но ни в коем случае не у себя дома. Это было бы величайшим преступлением, которое нельзя ни искупить, ни замолить.

Размеры наших дневных переходов зависели от расстояний между дуарами. Ночь не должна была застать нас в пути; спать на узкой тропке чад самой пропастью трудно, а идти ночью невозможно. Один неверный шаг — и конец.

Однажды после полудня мы приближались к горной деревне, в которой собирались заночевать, потому что до следующей оставался целый день пути. На расстоянии 8 километров от нее встретился нам бербер средних лет, одетый очень бедно. Он куда-то торопился, мы поздоровались и разошлись. К дуару добрались задолго до вечера. Принял нас — очень торжественно — седобородый старик — мукадам, симпатичный и гостеприимный. Несмотря на наши протесты, он велел зарезать ягненка. Готовился пир. А это были бедные люди.

Посадили нас под фиговым деревом, которое играет здесь роль нашего славянского дуба. В помещении тесно — поэтому "салон" устроен был тут же под деревом. Маленькая площадка, вокруг каменная стена и одно-единственное дерево — вот и вся деревня. За стеной — обрыв. Домики (я бы назвал их мазанками, если бы не были они сложены из голого, ничем не скрепленного камня) жались к скале. Выше, в расщелинах, в тени — пласты снега. А ведь было лето, африканское лето.

Нас напоили козьим молоком, пир должен был начаться позже.

Тем временем нам показали обстановку дома и, что свидетельствует о немалом доверии, даже ввели в комнату, где девушки и молодые женщины в полумраке, почти в темноте, ткали на совсем примитивных станках очень красивые, яркие узорчатые ковры, похожие на наши гуцульские. Что ж удивительного! Шерсть такая же, как у карпатских горцев, красители естественные, техника одинаково примитивная — вот и результаты сходные. Художественный вкус? Душа каждого народа богата и чувствительна к красоте. Зорки и внимательны глаза женщин, ловки и терпеливы их руки!

Вечером мы увидели входившего в калитку того самого бербера, который повстречался нам в горах. Он на собственной спине притащил для нас из французского туристского лагеря, расположенного в полутора десятках километров, два европейских матраца.

Меня поразила не далеко идущая гостеприимность и забота об удобствах европейского гостя, за которые, скажем откровенно, приходится вознаграждать хозяина, а то, каким образом стало известно, что мы приближаемся. Ведь в этих местах нет ни телефона, ни телеграфа, ни радио. Нет здесь также и африканских тамтамов, и все же у берберов есть, по-видимому, какой-то свой горный телеграф.

Может, это было и не очень тактично, но я прямо спросил — откуда жители деревни знали, что мы приближаемся? Загадочная улыбка на лице седобородого старца была единственным ответом. Пришлось этим удовольствоваться.