Марксизм сегодня. Выпуск первый - [108]
1. Новый курс
После культурной революции, а еще более после смерти Мао и падения «банды четырех» Китай все дальше отходил от идей Мао как в области конкретной политики, так и в области идеологии и теории социализма. Этот постепенный отход не всегда декларировался открыто, поскольку руководящая группа компартии в ряде случаев, особенно после 1981 года, предпочитала по-прежнему опираться в своей деятельности на отдельные относительно безобидные аспекты идей Мао и путем утилизации фразеологии, освященной преданием, обеспечивать себе некий революционный мандат. И все же отказ от существенных аспектов маоистского учения неоспорим: с исчезновением статуй, портретов и прочих непременных аксессуаров культа личности изменились экономика, политика да и сам анализ общественных преобразований, общепринятый в революционный период. Об этом свидетельствует то, что в области истории партии было много сделано для обнародования всех форм политической мысли, считавшихся еретическими в период культурной революции: были снова с определенной торжественностью изданы речи и статьи Лю Шаоци и сборник речей маршала Пэн Дэхуая, устранение которого в 1959 году открыло путь атаке, направленной против всей партии; в области экономики были собраны и широко распространены – прежде всего среди высших партийных кадров – сочинения Чэнь Юня, главного творца китайской экономической политики до 1957 года, сторонника большей гибкости в промышленном планировании и яростного защитника крестьянства; ныне он играет стратегически важную роль в поддержании коллективного равновесия. Таким образом, Китай возвращается к практике, типичной для досталинской России. Так, до 1927 года советское государство выступило инициатором издания «трудов» всех наиболее важных руководителей Октябрьской революции, что в известной мере способствовало рассмотрению в более правильной перспективе сочинений самого Ленина. В ходе «демаоизации» речь как раз шла о том, чтобы восстановить должную связь между сочинениями Мао и вкладом других крупных деятелей, которые впоследствии подвергались преследованиям, например представителей освободительной армии (Пэн Дэхуай), партии (Чжоу Энь-лай) и аппарата планирования (Чэнь Юнь); все эти лица как бы символизируют наличие многочисленных мыслительных уровней в противовес представлениям о якобы единственном «штабе», откуда исходила воля одного непогрешимого человека.
Однако есть двоякое парадоксальное отличие всего этого процесса от советской «оттепели» 1953 – 1956 годов. С одной стороны, преступления Мао так и не были открыто осуждены, как это было сделано в отношении преступлений, совершенных Сталиным, по меньшей мере в короткий период между XXI съездом КПСС (1961)[243] и падением Хрущева. Давая в 1980 году, после устранения Хуа Гофэна, повторную оценку китайского руководства, Дэн Сяопин относит 70% из маоистского опыта к позитивному, а 30% – к негативному[244]. С другой стороны, в отличие от СССР, где хрущевцы проявляли относительную осторожность в подаче фактов, в Китае все чаще появляются документы, четко свидетельствующие об ужасах культурной революции, указывающие число погибших в результате таких ошибок в экономической политике, как «большой скачок», или описывающие условия тюремного заключения и принудительного труда. Явное стремление искупить вину за совершенную несправедливость и пристрастие к фактам, позволяющее не отводить глаза от иллюзий прошлого, способствовали тому, что Китай во многом преодолел уровень простых антимаоистских лозунгов. Ограничимся одним примером: в отличие от того, что произошло в Советском Союзе по отношению к [жертвам] сталинского периода, в Китае были реабилитированы все члены коммунистической партии, которым были предъявлены обвинения в ходе культурной революции. Но самое важное отличие – не в персональной реабилитации, а в том, что в Китае внимание критики переносится на фундаментальные общественные процессы; к тому же «демаоизация» происходит в гораздо более открытой политической и идеологической атмосфере, с обращением вовне. Интерес к Западу и попытки соревноваться с промышленно развитыми странами, поддерживаемые порой и в несколько волюнтаристской форме такими людьми, как Дэн, и ближайшей к нему реформистской группой, не могли не столкнуться с архаичными формами политизации общества, обычно называемыми «феодальными пережитками». Широкомасштабное проникновение идеологической модернизации по меньшей мере на отдельные острова огромного архипелага китайского мира городов повлекло за собой нынешний подъем западничества в самых разнообразных формах.
В Китае весьма много, и отчасти справедливо, говорили о значении переоценки западной потребленческой ориентации, хотя и отмечали трудности на этом пути. Одновременно, как и в России 20-х годов, начал расти интерес к американскому фордизму[245]. Можно отметить также большое внимание к японской модели индустриализации, особенно в связи со значительным ростом производительности труда в промышленности Японии[246]. Наряду с этим прямым интересом к Западу можно заметить и возобновление интереса к опыту «реального социализма» в странах Восточной Европы, объясняющееся аналогиями по некоторым проблемам общественного развития, а также характером подготовки многочисленных кадровых работников, для которых изучение русского языка стало первым прямым контактом с европейской мыслью (например, новый генеральный секретарь партии Ху Яобан в свое время был представителем китайской молодежи во Всемирной федерации демократической молодежи в Праге). К тому же с возвращением на политическую сцену Дэна в 1974 – 1975 годах призыв к изучению иностранных языков расширили, включив французский и английский. Всего через год после смерти Мао стали делаться первые намеки относительно русского влияния на идеи и стиль Лу Синя. В связи с первой поездкой Хуа в Западную Европу китайская печать начала писать о преимуществах югославского самоуправления, а сегодня, стремясь скорректировать эксцессы децентрализации, в благоприятном свете описывается система управления народным хозяйством Венгрии. Наконец, можно напомнить, что поездка Берлингуэра в 1979 году в Китай послужила предлогом для отказа от самого термина «ревизионизм»; термин же «социал-империализм» был изъят из употребления еще за два года до этого. Весьма примечателен следующий эпизод. Весной 1980 года в ходе одного заседания, посвященного проблемам литературы, в повестке дня оказался вопрос о Солженицыне. Партия отложила его рассмотрение на неопределенный срок. Какого-либо однозначного объяснения такого решения до сих пор нет. Однако следует учитывать, что в тот момент в самом Китае обсуждался вопрос о разоблачении китайской тюремной системы, действовавшей во время культурной революции. Как бы то ни было, стремление китайских властей сделать менее жестким отношение к Советскому Союзу кажется очевидным.
Эрик Хобсбаум — один из самых известных историков, культурологов и политических мыслителей наших дней. Его работы стали вехой в осмыслении современного мира. «Нации и национализм после 1780 г.» — это, быть может, самое актуальное исследование Э. Хобсбаума для российского читателя конца 90-х годов XX века. Взвешенные и тщательно обоснованные аргументы британского ученого дают исчерпывающую картину формирования как самого понятия «нация», так и процесса образования наций и государств.На русский язык творчество Э.
Эрик Хобсбаум: «я рассматриваю вопрос, который поразительным образом оказался оставленным без внимания: не история французской революции как таковой, а история ее осмысления и толкования, ее влияния на события истории XIX и XX веков...В настоящей книге я касаюсь трех аспектов ретроспективного анализа. Во-первых, я рассматриваю французскую революцию как буржуазную, на самом деле в некотором смысле как прототип буржуазных революций. Затем я рассматриваю ее как модель для последующих революций, в первую очередь революций социальных, для тех, кто стремился эти революции совершить.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Русская революция, ее последствия и ее сложные взаимосвязи являются основной темой третьего тома «Истории марксизма».
«Разломанное время», последняя книга одного из самых известных историков нашего времени Эрика Хобсбаума, в полной мере отражает оригинальность его критического взгляда, фундаментальное знание истории культуры, структурную четкость и страстную, емкую манеру изложения. Анализируя самые разные направления и движения в искусстве и обществе – от классической музыки до художественного авангарда 1920-х, от модерна до поп-арта, от феминизма до религиозного фундаментализма, Хобсбаум точно определяет поворотные моменты эпох и устанавливает их взаимосвязь. Сочетание левых убеждений и глубинной связи с культурой до- и межвоенной Центральной Европы во многом объясняются биографией Хобсбаума: ровесник революции 1917 года, он вырос в еврейской семье в Берлине и Вене, с приходом нацистов эмигрировал в Великобританию, где окончил Кембридж и вступил в Компартию. Его резкие высказывания нередко вызывали споры и негодование.
Итальянское леволиберальное издательство «Эйнауди» выпустило в свет коллективный труд «История марксизма», охватывающий исторический период от начала деятельности К. Маркса и Ф. Энгельса до наших дней. Этот труд вышел в четырех томах: «Марксизм во времена Маркса», «Марксизм в эпоху II Интернационала», «Марксизм в эпоху III Интернационала», «Марксизм сегодня». При всех имеющихся недостатках и пробелах первый том «Истории марксизма», как и все это фундаментальное издание, содержит немалый познавательный материал как фактологического, так и аналитического свойства и в этом плане может заинтересовать советских специалистов. В целях информации издательство «Прогресс» направляет читателям перевод первого тома итальянского четырехтомника «История марксизма».
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас – большинство. Ее цель – помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа.
На основе анализа уникальных средневековых источников известный российский востоковед Александр Игнатенко прослеживает влияние категории Зеркало на становление исламской спекулятивной мысли – философии, теологии, теоретического мистицизма, этики. Эта категория, начавшая формироваться в Коране и хадисах (исламском Предании) и находившаяся в постоянной динамике, стала системообразующей для ислама – определявшей не только то или иное решение конкретных философских и теологических проблем, но и общее направление и конечные результаты эволюции спекулятивной мысли в культуре, в которой действовало табу на изображение живых одухотворенных существ.
Книга посвящена жизни и творчеству М. В. Ломоносова (1711—1765), выдающегося русского ученого, естествоиспытателя, основоположника физической химии, философа, историка, поэта. Основное внимание автор уделяет философским взглядам ученого, его материалистической «корпускулярной философии».Для широкого круга читателей.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.
В монографии раскрыты научные и философские основания ноосферного прорыва России в свое будущее в XXI веке. Позитивная футурология предполагает концепцию ноосферной стратегии развития России, которая позволит ей избежать экологической гибели и позиционировать ноосферную модель избавления человечества от исчезновения в XXI веке. Книга адресована широкому кругу интеллектуальных читателей, небезразличных к судьбам России, человеческого разума и человечества. Основная идейная линия произведения восходит к учению В.И.
Многотомное издание «История марксизма» под ред. Э. Хобсбаума (Eric John Ernest Hobsbawm) вышло на нескольких европейских языках с конца 1970-х по конец 1980-х годов (Storia del Marxismo, História do Marxismo, The History of Marxism – присутствуют в сети). В 1981 – 1986 гг. в издательстве «Прогресс» вышел русский перевод с итальянского под общей редакцией и с предисловием Амбарцумова Е.А. Это издание имело гриф ДСП, в свободную продажу не поступало и рассылалось по специальному списку (тиражом не менее 500 экз.). Русский перевод вышел в 4-х томах из 10-ти книг (выпусков)