Марк, выходи! - [75]

Шрифт
Интервал

– Да ничего не будет. Ты же хотел Костяна избить, чтобы он больше пацанов не «чморил»? Вот. Нет больше Костяна. И Ромы тоже. Родаки сначала за нами в четыре глаза зырить будут – хрен теперь на Урал сходим, – но через месяц все забудут. Я так думаю.

– Через месяц школа уже, какой там Урал?!

– Блин, напомнил, – сказал Диман и сплюнул от досады.

– Арсена видели?

– Мама видела. Она ему гипс вчера осматривала. Тоже дома сидел два дня.

– Зайдем?

– Да мы заходили уже. Сказал, что выйдет через полчаса.

Значит, Арсен успел спрятаться дома. Хотя, ясное дело, успел, раз вместо него Дрона кокнули. Я представил себе, что было бы, если бы Костян проломил башку не Дрону, а Арсену. Плохо было бы. Дрона никто не любил. А Арсен… С Арсеном нам еще надо на тот «дурдом» совершить набег. Только теперь всех пацанов надо собрать, чтобы местные напугались. Может, даже окно им рогаткой выбьем. А может, просто шпонками по стеклам постучим. Шпонки окно не разобьют… А как там Вера? Веру тоже надо будет позвать на старицу. А потом огненный клёк. Да много еще чего потом.

– А как теперь с «Мадридом» воевать?

– Маркуша, ты точно дурачок какой-то, – сказал Диман. – Какая война? Тебя гулять пустили, и то уже хорошо. Все родаки у нас теперь сразу ментам будут звонить, как только рогатку увидят. А арбалет тем более. Погоди немного.

– Да? – спросил я Санька. Тот кивнул.

– Давайте за Верой еще зайдем? – спросил я пацанов.

– Влюбился? – спросил Диман.

Я тут же его пнул, но несильно.

Мы решили, что сначала зайдем за Верой, а потом сгоняем к Жирику. Если Вера дома, то попрошу ее показать, как она с третьего этажа в керамзитовую кучу сигает.

– Знаете, пацаны, – сказал Санек и замолчал.

– Чего?

– Мне кажется, это все Колян Бажов придумал.

– Что придумал? – спросили мы с Диманом.

– Да все… Что Рому Дрон трубой, что Костян потом трубой Дрона. Вера эта еще сказала, что именно Дрон Рому треснул, хотя не видела она ничего из окна.

– Я видел, как Колян Дрону спичечный коробок передавал.

– Гашиш, да, – сказал Санек. – Подкупил, может. Как «Париж»…

– Ладно, мы пойдем за Верой с Маркушей. А ты, – сказал Санек брату, – Арсена тут подожди. А то выйдет пацан, а нас никого нет.

Мы пришли в «Мадрид», и я стал кричать Вере. Пара «мадридских» пацанов выглянула в окна и послала меня на фиг из их двора. Я их тоже послал. Потом они сказали, что я в Веру влюбился. Тут уж мы с Саньком сказали им все, что мы о «Мадриде» думаем. Наконец, один из «мадридцев» спросил, как у нас там во дворе все случилось, а я крикнул, что Костяна менты забрали из-за Дрона. «Мадридские» пацаны удивились и стали расспрашивать еще больше. Санек им крикнул, что потом все сами узнают.

Я позвал Веру еще раз. Из окна на третьем этаже вылетел бумажный самолет и секунд через пять приземлился в грязную лужу: она одна не высохла во всей «мадридской» округе после недавнего дождя.

Я вытащил самолетик из лужи и развернул его. На листе очень коряво и с перепутанными буквами в словах было написано: «Выйду через десять минут». Я улыбнулся. Вера хоть и придумала такой клевый огненный клёк, в который я даже еще не играл, но писать совсем не умела. Наконец я это сам увидел. Хотя если бы умела, то, наверное, бы с нами, с пацанами, и не дружила. Гоняла бы с Машкой и Ленкой и постоянно просила бы мороженое.

Мы пошли к Жирику. Я все шел и думал, что Жирик, наверное, в больнице, у него сотрясение мозга, он помирает и вообще все с ним плохо. Все у нас на этой неделе во дворе помирают, значит, и Жирик тоже.

Санек позвонил в дверь. Потом еще раз. Через минуту, когда мы уже хотели двинуть обратно во двор, дверь открылась, и за ней стоял Жирик в трусах. Он тер глаза, а на голове у него была прилеплена марля. Живой. И не в больнице. Мне полегчало, и я обнял Жирика. Струков, ясный перец, сразу же надо мной заржал.


Рекомендуем почитать
Америго

Прямо в центре небольшого города растет бесконечный Лес, на который никто не обращает внимания. В Лесу живет загадочная принцесса, которая не умеет читать и считать, но зато умеет быстро бегать, запасать грибы на зиму и останавливать время. Глубоко на дне Океана покоятся гигантские дома из стекла, но знает о них только один одаренный мальчик, навечно запертый в своей комнате честолюбивой матерью. В городском управлении коридоры длиннее любой улицы, и по ним идут занятые люди в костюмах, несущие с собой бессмысленные законы.


Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).