Марк, выходи! - [63]

Шрифт
Интервал

– Наверное, ремень у тебя просто получше, – сказал Санек Диману.

Да, ремень у Димана был шире и более шершавым. Но выбирать было уже поздно.

Мы вернулись во двор и еще раз стрельнули пакетами с краской по жестяному щиту, который так и стоял у дерева. Я и Диман в щит попали. Снаряд Санька врезался в дерево выше щита, но тоже неплохо. Будь на месте дерева пацан из «Мадрида», пришлось бы ему как раз по лицу. Мы были довольны.

– А что Дрон тоже сегодня воюет? – спросил я пацанов.

– Почему это? – сказал Санек. – Никогда он не участвовал в бою, даун этот. И не будет, я надеюсь. Я вот только вчера видел его со спущенными штанами в детской песочнице.

– Да? А что он там делал? – спросил я.

– Что-что? Гадил он там, – ответил Санек. – Так что про Дрона?

– Да он расспрашивал меня вот недавно. Во дворе у нас. Позвал и спрашивал про Костяна, про Рому, про то, когда воюем с «Мадридом».

– Ну… может, он тоже просто хочет повоевать, вот и расспрашивает. Но его не возьмут никогда. Он хуже… – Санек повертел головой, – он хуже Костяна, Ромы и Таксиста вместе взятых. Сам же знаешь.

– Странный он, – сказал я. – Никогда раньше не расспрашивал.

– Ну, может, он так с Костиком подружиться хочет, чтобы тот ему клея понюхать подкинул, – сказал Диман.

– Может и так.

– Ладно, – сказал Санек. – Я жрать хочу.

– И я, – сказал Диман Саньку. – Пусть Маркуша с нами есть пойдет. У нас все равно никого нет дома.

– Пойдешь? – спросил меня Санек.

– Пойду.

Мы спрятали наши пращи и пакеты с краской в тайник, чтобы вечером их оттуда достать и пойти воевать против «Мадрида». В тайнике уже лежали арбалет Димана и все наши рогатки и шпонки.

Из еды у Струковых были гречка и котлеты. Котлеты были очень вкусные, а гречку я никак не мог в себя запихнуть. Терпеть не могу гречку. Санек с Диманом ее тоже не любили, но если ничего другого на обед не было, то ели и ее. У них был еще суп в холодильнике, но никому из нас троих супа совсем не хотелось.

Кухня у Струковых была маленькая. Мы втроем на ней еле-еле помещались, и то лишь сидя. Стоя уже было тесно. Обеденный стол стоял прямо у открытого окна, и видно было весь двор. Хороший наблюдательный пункт.

Мы все поели. Я даже поклевал гречку, а недоедки выбросил в мусорку. Пацаны разрешили. Санек налил чай и выдал всем по конфете. Мы стали размешивать сахар в кружках и говорить о том, как будем сегодня воевать против «Мадрида». Все мы волновались, но виду никто не подавал.

– С Жириком-то будешь мириться? – спросил Санек.

– Да пошел он, – ответил я. – Болтун.

– Ну он же не хотел. Бывает.

– Да что ты с этим Жириком пристал? Пусть дома сидит. Может, больше не будет болтать.

Во дворе начали собираться старшие. Время шло к четырем часам дня. Из окна было видно, как возле подъезда Костяна и Ромы наши пацаны натягивают свои арбалеты и дымят сигаретами. Костян, толстый Даня и Таксист уже были на улице. Рома где-то болтался.

После натяжки арбалетов старшаки всегда их испытывали. И не как мы – на жестяном щите, а на ком-нибудь из своих, по-настоящему. Сначала все, кроме Костяна и Ромы, тянули жребий, и проигравший брал в руки картонный щит и вставал в десяти шагах от стрелков. Пацаны с арбалетами вставали в линию и по очереди разряжали арбалеты в щит. Часто стрелы щит «прошивали» и били по рукам или в живот того, кто этот щит держал. Пробой щита значил, что арбалет натянут хорошо. Это пацанов всегда очень радовало.

Сегодня «держателем» щита был Таксист. Он вообще чаще всех проигрывал в вытягивании жребия и постоянно стоял под обстрелом. Пацаны выстроились, натянули стрелы с набалдашником из изоленты и «пальнули» один за другим. Я не видел, сколько стрел пробило щит, но после каждого выстрела Таксист дергался и отпрыгивал. С арбалетами у нас сегодня все будет очень хорошо.

Из окна своей квартиры высунулся Рома и тоже выстрелил из своего арбалета. Стрела пролетела мимо Таксиста и попала в чью-то машину. Минуты три после этого орала сигнализация.

Диман и Санек тоже смотрели в окно. Конфеты мы уже съели, а чай еще был слишком горячим, чтобы его пить. Диман встал из-за стола и добавил себе в кружку холодной воды из-под крана. Санек сделал то же самое. Я же ждал, пока чай остынет. Мне родители всегда говорили, что если добавлять в чай холодную воду из-под крана, то будут глисты. Я в это не верил, но и проверять не хотел.

– Мне кажется, сейчас должен пойти Арсен, и ему опять вкатят, – сказал Санек.

– Почему? – спросил я.

– Не знаю. Кажется так, – ответил Санек.

То ли Санек был предсказателем, то ли ему было лучше видно с его стороны окна, но во дворе появился Арсен. Он, как обычно, шел с нагруженным пакетом из «Юбилейного» в сторону своего подъезда. Он посмотрел в сторону старшаков с арбалетами и пошел быстрее, но пацаны Арсена заметили.

– Эй, щегол! – крикнул Костян. – Дуй сюда.

Арсен как шел через двор, так и шел и к пацанам даже не повернулся.

– Туземец! – крикнул из окна Рома. – Уши не помыл, что ли?

Я посмотрел на Санька и Димана. Оба они уставились в окно и ждали, что будет дальше.

– Беги в подъезд, дурень, – тихо сказал Санек.

Арсен как будто услышал Санька и еще больше прибавил шагу. Костян побежал за Арсеном. Он прокричал матом, чтобы Арсен остановился и подошел к нему, но Арсен тоже включил пятую скорость и, согнувшись от тяжести пакета, забежал в струковский подъезд. Двери подъездов у нас были деревянные и никогда не закрывались. Никакой толковой защиты от Костяна подъезд собой не представлял.


Рекомендуем почитать
Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Кишот

Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.