Марк, выходи! - [62]

Шрифт
Интервал

Я почти уверен, что в этот раз мы проиграем. Сорок пацанов на двадцать – тут лучше сразу сдаться. И зря Рома Жирика не взял. Все на одного пацана больше. Будь я Ромой, я бы всех-всех позвал. И девчонок. А то на фига Машка с Ленкой слоняются по двору без дела? Только проблемы всем создают. Мою морожку вон сожрали и даже спасибо не сказали. Арсена из-за них избили. Говорю, только проблемы из-за этих девчонок у всего двора. А так бы дали им рогатки – и вперед. Хотя… хотя не будет от них толка. Девчонки ведь. Не, не надо девчонкам воевать против «Мадрида». Пусть лучше косы плетут и губы красят. А мы тут разберемся. Сами.

Надо все-таки постараться не проиграть. Если мы проиграем, значит, получим по шее от «Мадрида», а потом Костян еще нас месяц гонять будет: «Это все из-за вас, малышей. Ссыкло вы. Жрите землю, суки!». Каждый раз так, когда мы «Мадриду» проигрываем. Нет, надо драться. Хорошо драться. А то без моей помощи и Санек получит, и Диман. Друзья все-таки. Эх, нам бы Арсена против «Мадрида»! Как все-таки получилось, что «Париж» против нас? Костян их разозлил или Бажов уговорил против нас воевать?

Санек с Диманом вышли гулять с какими-то ремнями и большой банкой краски. Когда я спросил их, что это за ремни и зачем им краска, они сказали, что придумали новое оружие.

– Раз их больше, то и нам надо вооружиться получше, – сказал Диман.

Ремни оказались пращами. Пацаны их уже переделали. С одной стороны у ремней была отрезана бляха и приделана петля из веревки. С другой стороны ремней тоже была веревка, но уже без петли. Петлю надо было надеть на руку, другую веревку тоже взять в руку, посередине ремня положить снаряд, и все это дело хорошенько раскрутить. Потом одна веревка отпускалась, и снаряд летел вперед. Это все Диман объяснил, хотя я и без него знал, как стреляет праща. Мне только было непонятно, чем они собрались стрелять – камнями у нас было нельзя. Строго-настрого нельзя. Так было решено «Мадридом» и нашим «Городком» очень давно.

Вместо камней пацаны решили стрелять краской. Они вытащили из дома кучу мелких прозрачных пакетов, чтобы залить в них краску. После заливания пакет надо было завязать узлом, лишнее от пакета отрезать и вложить его в пращу. Должно стрелять отлично: раскручиваешь, отпускаешь, снаряд попадает в какого-нибудь «мадридца», пакет рвется и забрызгивает краской все вокруг. Если такой пакет с краской попадет в лицо врагу, то точно из боя его выведет, но оставит в живых. Пакет не камень. От краски дома можно отмыться.

– А где вы ремни-то взяли? – спросил я пацанов.

– У отца полно старых. Мы попросили, и он отдал. Мы и тебе взяли, – сказал Диман и протянул мне очень поношенный жесткий ремень.

– Круто, – сказал я.

– Только теперь надо снарядов наделать. Краску разлить по пакетам.

– А снаряд не выпадет из пращи, пока ты ее раскручивать будешь? – спросил я.

– А фиг знает. Мы еще не пробовали. Только придумали и вот веревки к ремням приделали.

Мы сели на «шахматную» лавку разливать краску. Пакетов оказалось двадцать два. Значит, каждому по семь снарядов, причем пару раз не помешало бы потренироваться в запуске. Значит, по пять. Пять «мадридцев» будут выбиты, если стрелять точно и попадать хорошо.

Краски было полбанки красного цвета.

– Как кровь, – сказал я. – Классно получится, если вмазать кому-нибудь.

– Да, – ответил Санек. – Отец разрешил или красную взять, или зеленую. Мы красную взяли.

– И правильно.

Снаряды мы сделали быстро. Краски хватило на двадцать один пакет, но один из них протек, и Диман измазал себе кроссовки.

– Ладно, эти все равно старые. Мне новые уже купили, – сказал Диман. – А то влетело бы.

Получилось двадцать снарядов. Теперь пращи надо было испытать. Мы принесли большой жестяной лист со свалки, поставили его у дерева и взяли из общей кучи по снаряду.

Диман стрелял первым. Он замахнулся, но пакет с краской выпал из его пращи на землю. Фух, целый, не разлился. Диман попробовал еще раз. Та же история. На третий раз он как можно надежнее примостил пакет на пращу, раскрутил и отпустил один конец. Пакет полетел куда надо. Он влепился в жестяной лист, лопнул и весь его забрызгал красным.

– Круто, – сказали мы втроем.

Санек бросал вторым. Его пакет улетел в совсем другую сторону, врезался в дерево и оставил смачное пятно на коре. Второй пробный пакет у Санька полетел точнее, но все равно мимо жестяного листа.

– Надо было камнями сначала потренироваться, – сказал Санек, – чтобы пакеты не тратить напрасно.

Это была идея хорошая. Я нашел себе пару камней и запустил их из пращи вместо драгоценных пакетов с краской. Первый камень, как и у Димана, попал точно в жестяной лист и оставил там вмятину. Второй камень чуть не наделал мне проблем: я не вовремя отпустил пращу, и снаряд полетел мне за спину. А там, всего в шагах десяти, были припаркованы две машины: «Ауди» и еще какая-то иномарка. У меня сперло дыхание, когда я оглянулся после броска и проследил за полетом камня, но повезло: камень пролетел между машинами и врезался в стену дома.

– Надо потренироваться еще, – снова сказал Санек. – А то своих зашибем.

Мы распихали по карманам свои пакеты с краской, набрали камней и пошли на футбольное поле. Там никого не было, и можно было вдоволь напуляться камнями. У нас троих ушел час на то, чтобы камни из пращи летели туда, куда надо. Мы выстроили в ряд бутылки и банки прямо на асфальтовом поле и пытались в них попасть. У Димана получалось лучше, чем у меня и Санька, он даже ухитрился сбить пару банок. Я пока о такой точности и не мечтал. Если камень летел прямо вперед, уже хорошо.


Рекомендуем почитать
Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Кишот

Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.


Я детству сказал до свиданья

Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.