Марк, выходи! - [60]
– Кто такой лицемер? – спросил Диман.
– Вообще не знаю, – ответил я.
– Тот, кто болтает про других, но в лицо сказать не может, – проговорил Санек.
– Какой ты умный, – сказал Диман и погладил Санька по голове. – В помощники ко мне пойдешь.
– Чего с Жириком-то? – спросил Санек и стряхнул руку Димана со своей головы.
– Да пошел он! Я с ним больше не общаюсь. Не друг он, а нытик ссыкливый!
Санек хмыкнул, поморщился и поглядел по сторонам.
– А если бы я рассказал про вчера Арсену, со мной бы тоже ты не дружил, Маркушка? – спросил он.
– Да ты бы и не рассказал. Ты же не даун какой-то.
– Короче, зря ты так с Жириком. Ну а если бы Диман натрещал Арсену? Он ведь может. Его бы ты послал?
– Ну нет! Диман-то не ноет. Диман нормальный.
– Ничего бы я не натрещал, – сказал Диман.
– Зря ты с Жириком так, – сказал Санек. – Фигня тогда вся наша дружба, если вот так хоп – и все. Не общаемся типа.
– Пусть извинится, тогда посмотрим, – ответил я.
Меня Санек бесил, когда вот так умничать начинал. Типа «Это не Жирик виноват, а ты, Маркуша, сам дурак». Конечно, как что, так дурак я. Нет уж!
– Ладно, пошли на Урал? Спички есть? – спросил Санек.
– Я взял, – сказал Диман и потряс коробком.
Пока мы спускались по лестнице к реке, пошел дождь. Неделю его не было, а тут зарядил так, что ручьи потекли. Сухая земля быстро намокла и превратилась в месиво. Под башмаками захлюпало. По уши грязные, мы вышли по тропинке к Первому пляжу. Народ там уже успел свернуть свои покрывала и полотенца и бежал домой сушиться.
– Не будет картошки, – сказал Диман. – Все дрова мокрые.
– Ну хоть искупаемся, – проговорил Санек.
– Молния в воду ударит – и конец тебе, – сказал я и улыбнулся.
Пацаны тоже хохотнули.
Молния – это наша вторая легенда. Первая – лом под обрывом, а вторая – как раз молния. Если будешь купаться в Урале под дождем, то туда обязательно треснет молния и тебя зашибет. А если и выживешь, то на всю жизнь будешь парализованным. Но если в легенду про лом на дне верили все, то на молнию под дождем всем пацанам было плевать. Мы всегда, когда шел дождь, лезли купаться в Урал. Под дождем даже круче. В воде – тепло, а снаружи – зябко. Сидишь в реке – и вылезать не хочется. А молния… Ну, молния и есть молния. Даже если и ударит в воду, то ничего не будет: Урал-то большой. Весь ток «рассосется», и до тебя ничего не дойдет.
Мы втроем разделись, бросили вещи на пакет с картошкой, чтобы испачкать их поменьше, и влетели в воду. Через полчаса мы накупались, а дождь все шел. Мы оделись в мокрые шорты и майки и босиком пошли домой. Может быть, к вечеру разойдется погода, и тогда все вместе снова выйдем во двор.
Вечером меня гулять не пустили. Дождь, мол, там, и нечего делать. Дома сиди, Марк. Можешь на компьютере поиграть час. Все равно никого из твоих дружков на улице нет. Еще заболеешь под дождем.
Как же, заболею. Я летом вообще никогда не болею. Только когда школа начинается, потому что школа – это проклятое место. А пацанов и правда на улице не было: их тоже дома заперли – дождь за окном лил стеной. Хотя есть в этом и кое-что хорошее: ни фига у Арсена с Верой не получится сыграть в огненный клёк. Облом им! Ничего после такого дождя еще пару дней не загорится. А вообще, интересно, пошли Арсен и Вера гулять или нет? Хотя какая мне разница?! Арсен теперь мне не друг. Вера – тоже. Да и какой она друг?! Она же девчонка. Только с Арсеном теперь и будет дружить. Они оба такие, что с ними никто не дружит. Жирик тоже тот еще урод болтливый. Теперь втроем гонять смогут никому не нужные: Арсен, Вера и Жирик. Глядишь, кого и четвертого себе найдут в компанию. И пятого. Будет целая толпа никому не нужных дурачков. А я буду со Струковыми дружить. Они – настоящие.
Веру я встретил следующим утром. Она шла мимо моего подъезда с большим шершавым пакетом.
– Привет, – сказал я.
Вера ничего не ответила. У нее на голове были надеты большие наушники, она размахивала пакетом и что-то напевала.
– Привет, – еще громче сказал я.
Вера оглянулась.
– Привет, Марк, – сказала она. – Пойдешь со мной в магазин?
– Пойдем, – ответил я. Ни в какой магазин мне идти не надо было, но погулять с Верой, да и узнать, что там с Арсеном, очень хотелось.
Она вручила мне пакет, сняла наушники и выключила плеер, который держала в руке.
– Подарили вчера, – сказала она. – У меня вчера был день рождения.
– Ого! Поздравляю.
– Только вот дождь был, и гулять я не пошла.
– А у тебя тут друзья-то есть? Ну, кого на день рождения позвать.
Вера посмотрела на меня очень серьезно, покачала головой и добавила:
– У меня много друзей. Только их не видно.
– Призраки?
– Ну что-то вроде того. Я тебе потом расскажу. А почему вы с Арсеном поссорились? – спросила Вера.
– Да не знаю, – сказал я.
– Ты виноват?
– Наверное, виноват. Но Арсен тоже псих какой-то.
– А что ты сделал? Арсен хороший. И не псих. Зачем с ним ссориться? И ты хороший.
– Ну я это… – начал я. – Меня старшаки заставили про Арсена сказать… Ну, сказать, что…
– Обозвать его?
– Ну да.
– Они это любят делать. Но я вас помирю. Ты извинишься, и мы все помиримся.
– Как все просто у тебя. Арсен сказал вчера, что больше не друг мне и что мы больше не общаемся.
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Сэм Дюшан, сочинитель шпионских романов, вдохновленный бессмертным шедевром Сервантеса, придумывает своего Дон Кихота – пожилого торговца Кишота, настоящего фаната телевидения, влюбленного в телезвезду. Вместе со своим (воображаемым) сыном Санчо Кишот пускается в полное авантюр странствие по Америке, чтобы доказать, что он достоин благосклонности своей возлюбленной. А его создатель, переживающий экзистенциальный кризис среднего возраста, проходит собственные испытания.
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!
В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.
Повесть известной писательницы Нины Платоновой «Я детству сказал до свиданья» рассказывает о Саше Булатове — трудном подростке из неблагополучной семьи, волею обстоятельств оказавшемся в исправительно-трудовой колонии. Написанная в несколько необычной манере, она привлекает внимание своей исповедальной формой, пронизана верой в человека — творца своей судьбы. Книга адресуется юношеству.