Марк Болан - [9]

Джун Болан: Марк был настоящими Весами — творцом. В этом была вся его жизнь… Он, бывало, сидел в гостиной и читал музыкальные газеты, или ещё что–нибудь. И вдруг он вскакивал, бежал в музыкальную комнату, хватал бумагу и ручку и, как маньяк, начинал писать. Он ничего не говорил. Я слышала аккорды, которые он пытался подобрать к словам, затем дверь захлопывалась, и я знала, что он занялся делом всерьёз. И иногда через полчаса я слышала:

— Иди сюда и послушай. Что ты об этом думаешь?

Я слушала, и если мне что–то не нравилось, я прямо говорила об этом. Он взвизгивал и отвечал:

— Могла бы этого и не говорить.

А я говорила:

— В таком случае, мог бы и не спрашивать.

Он опять захлопывал за собой дверь. Через некоторое время он возвращался и показывал, как он изменил то, что я ему предлагала изменить. Но говорить об этом ему было нельзя. И я говорила:

— О, это замечательно. Это и впрямь хорошо.

И он отвечал:

— Да. Нужно было именно что–то такое.

Но он всегда работал очень быстро. Он был не из тех, кто сидит целыми днями за обдумыванием партий и слов. Всё случалось так, будто какая–то сила выталкивала из него его песни.

Стив Тёрнер, Бит Инструментал, ноябрь 1971: «В новом доме Марка в Мейда Вейл есть музыкальная комната, где он записывает на плёнку свои идеи. Гитары лежат на полу, а на стенах висят плакаты Джими Хендрикса. Единственной аппаратурой в комнате являются магнитофон Бреннел и орган неизвестного происхождения. Рассказывая о том, как он работает, Марк говорит:

— Я играю часа два, а потом вдруг перехожу в другое измерение, где у меня начинается очень творческое настроение. Тогда я записываю всё подряд.»

Стив Кюри: Он знал, куда он идёт. В те дни он был другим, У него был драйв, это было до того, как он начал употреблять алкоголь и прочие дела. Это трудно объяснить на словах, но встретить человека, который точно знает, куда он идёт!.. В ноябре 1970 он сидел на Лэдброук—Гроув, без конца писал, точно зная, что собирается делать, и ничего не могло его остановить. Это была яростная энергия, и за это я его так уважал. А умер он в то время, когда мы были в дурацкой ссоре. Что ж…

И мы с тобой прыгнем

В полуночную синеву,

И я вырежу флейту

Чтоб на ней ты играл

— The Friends

Он никогда, никогда никого не слушал, вот в чём была его проблема. Он был способным человеком: его можно было отдать на недельку в обучение лучшему гитаристу в мире, и Марк стал бы играть в три раза лучше, но к несчастью он никого не слушал… Но, в первую очередь, именно это, принесло ему успех.

Тони Висконти: Он с большой неохотой следовал музыкальным советам. После того, как я писал аранжировки, мы садились, и он заставлял меня проиграть все партии. Когда мы играли [смычковое] сопровождение, он его прослушивал, и мы шли дальше, только если он был окончательно уверен в том, что оно подходит. Иногда он просил меня изменить несколько нот, или выбросить их: я, имея классическое образование, как и любой другой аранжировщик или композитор, иногда склонен слегка переборщить. Но когда мы делали Get It On, Марк вообще не представлял себе в ней струнные. У нас в студии уже сидели музыканты со смычковыми инструментами, необходимыми в двух других песнях, и я набросал эту простую струнную партию — просто одна высокая тянущаяся нота через всю песню то там, то тут — простая партия. У нас оставалось полчаса, и я сказал:

— Вперёд, Марк! Давай попробуем это.

Мы впервые не стали обсуждать аранжировку. Я просто не стал у него спрашивать, а взял и поступил по–своему. Он сказал:

— Здесь смычковые не нужны.

Я настаивал на своём:

— Марк, давай попробуем.

Наконец, он согласился, и мы их записали. И он сказал:

— Эй, это подходит! Это подходит! Здорово!

И дело было сделано. B Get It On есть смычковые. И они есть практически на всех наших последующих сорокапятках.

Джон Пил: Его поклонники с некоторым трудом восприняли его переход к электрическому звуку, поскольку это был очевидный шаг по направлению к Top Of The Pops, что представляет собой уникальный процесс.

Б. П. Фоллон: Этим он настроил против себя определённое количество людей, и, думаю, что это его расстроило.

Марк Болан, 1972: Я всегда лучше играл на электрической гитаре, чем на акустической. Я просто хотел, чтобы люди об этом знали.

Джон Пил: Мне и самому это не слишком понравилось.

Б. П. Фоллон: Но затем появилось множество новых поклонников, и они присоединились к тем, кто были и раньше, так что, фактически, никто ничего не потерял.

Стив Тёрнер, Бит Инструментал, ноябрь 1971: «Всего у Марка в музыкальной комнате лежит девять гитар. Два Фендера Стратокастера, один Фендер Телекастер с датчиком Гибсон, один [Гибсон] Лес Пол 1959 года, один Гибсон Спешиал, один Гибсон Летящая Стрела, один акустический Гибсон и один акустический Эпифоун.

Марк Болан, 1972: Когда в 67–м мы начинали, все подражали Cream и Хендриксу, и, в основном, это был тяжёлый рок. Единственным способом пробиться, это делать что–то прямо противоположное. К 1970 году многие стали играть акустическую музыку. Если бы я не стал делать то, что делаю сейчас, то я бы кончил, как Кэт Стивенс, чего бы мне не хотелось. Лучше пусть я буду ё***ной рок–звездой, потому что я могу делать всё, что я хочу.