Марк Болан - [34]
Таким образом, от лидер–гитары я вообще отказался. Впрочем, пожалуй, я наиграл короткий рифф в конце We Are The Dworns, Марк сыграл, всего два такта этого риффа, так что я доиграл всё остальное. Я вывел этот рифф в его дальнейшее повествование. Кроме того, я наложил продольные флейты, Марку нравились продольные флейты и то, что я умею на них играть, поэтому я играл на них на всех сорокапятках и альбомах ТиРэкс. И клавишные. Ha The Children Of Rarn я играл на меллотроне.
В качестве струнных я использовал сдвоенный смычковый квартет. Если бы смычковых было бы больше, то было бы
чересчур. Они бы перегрузили изначальную запись Марка, потому что обычно он применял дабл–трэк на голос, а гитар накладывал по три–четыре. Как я уже говорил, я не хотел использовать на альбоме лидер–гитару, так что восемь смычковых, на мой взгляд, придали записи должный баланс. Помнится, я с самого начала пытался свести воедино и звук Тираннозавра Рэкс и звук ТиРэкс.
Я хотел использовать и их ранний звук, и более позднее их звучание. Уверен, что Марк хотел бы именно того же: в некоторых местах акустическое звучание, мягкое и очень нежное, каким оно было в ранние дни, а в других местах звук должен быть чрезмерно тяжёлым, с сотней наложенных электрических гитар. Но до крайности я дело не довёл, учитывая характер материала, с которым мне пришлось работать.
В We Are The Dworns мы использовали следующий приём: я пропустил акустическую гитару через усилитель и фузз. Гитара стала звучать по электронному и искажённо. Для нейлоновых струн звук был потрясающим. Это было всё, что я смог сделать, поскольку вместе с гитарой был записан и голос Марка, а я не хотел, чтобы и голос стал искажённым. С гитарного трека искажения просачивались на голосовой, но я свёл их к минимуму.
Единственный спор, который произошёл у нас с Марком на эту тему, я завёл потому, что если он хотел, чтобы всё это звучало впечатляюще, то мы должны были сесть и поработать достаточно серьёзно: то есть, подумать о музыкальном уровне. Немного разнообразить тональности. Марк знал примерно семь аккордов и таким образом, мог играть лишь в трёх тональностях, чего явно недостаточно ни для симфонической, ни для любой другой крупной работы. Необходимы модуляции; и для того, чтобы создать должное настроение, нужно, чтобы одна тональность переходила в другую. Марк это понимал, но он не знал, как этого добиться. Когда я делал для него оркестровки, он не давал мне размахнуться; мне приходилось писать только простые аранжировки.
Думаю, что он так и не сделал ничего с The Children Of Rarn потому, что испугался. Он знал, что потребуется серьёзная работа, а он большую часть энергии тратил, чтобы эксплуатировать журналистов. Он лез из кожи вон, чтобы его фотографии появлялись в газетах каждый день, он давал бесчисленные интервью, снимал ТВ-шоу и так далее. Он мечтал стать величайшей британской звездой всех времён. Он хотел превзойти Beatles, и, к сожалению, в пользу карьеры пожертвовал музыкой. То есть, я хочу сказать, пока он не получил две успешные сорокапятки, он занимался исключительно музыкой, а после, его интересовало лишь, как мило каждую неделю в газетах видеть свои фотографии. Так что, на мой взгляд, он побоялся всерьёз взяться за это.
У него была своя копия этой записи, то есть, моя копия не единственная. Но он её потерял. Я помню, что после того, как в 1974 году мы расстались, он попросил своего роуди позвонить мне из Лос–Анжелеса; это было в году в 75–м. Он сказал, что Марку нужна плёнка The Children Of Rarn, но к тому времени, я напрочь о ней забыл. Я забыл даже о её существовании. Я ответил, что я переезжаю, и что все мои плёнки упакованы, но если я её найду, то я её ему вышлю. В то время Марк уже не жил с Джун, но я позвонил ей и спросил, нет ли случайно у неё копии этой записи. Она сказала, что нет, что фактически у неё не осталось вещей Марка.
Должен признаться, что в то время я не испытывал к Марку самых дружеских чувств: после того, как мы с ним не общались целый год, он и сам мог бы мне позвонить, вместо того, чтобы просить об этом роуди. А ведь до того, как мы расстались, мы были такими добрыми друзьями.
Честно говоря, я не слишком усердно искал эту плёнку.
Но после его смерти и после того случая на его похоронах, я почувствовал, что я должен отыскать эту запись и посмотреть, что с ней можно сделать. Я перерыл буквально все свои плёнки и нашёл её. После многочасовых поисков, весь покрытый пылью, я её всё же отыскал. Произошло это благодаря тому рыжеволосому пареньку, который подошёл ко мне на похоронах, протянул руку и лично поблагодарил меня за то, что на протяжении многих лет я помогал Марку делать такую прекрасную музыку. Я должен был найти эту запись и принести её Дэвиду Платцу ради него и ради таких как он.
Так я и сделал.
Рок энд Фолк, № 173, июнь, 1981
А что, если Марк Болан не был куклой в костюме из розового шёлка, а чем–то иным? И есть ли ТиРэкс большее, чем забавная музыкальная шкатулка, которую выбрасывают, когда она перестаёт околдовывать детей?
В этом сборнике собраны воспоминания тех, чье детство пришлось на годы войны. Маленькие помнят отдельные картинки: подвалы бомбоубежищ, грохот взрывов, длинную дорогу в эвакуацию, жизнь в городах где хозяйничал враг, грузовики с людьми, которых везли на расстрел. А подростки помнят еще и тяжкий труд, который выпал на их долю. И красной нитью сквозь все воспоминания проходит чувство голода. А 9 мая, этот счастливый день, запомнился тем, как рыдали женщины, оплакивая тех, кто уже не вернётся.
Кто она — секс-символ или невинное дитя? Глупая блондинка или трагическая одиночка? Талантливая актриса или ловкая интриганка? Короткая жизнь Мэрилин — сплошная череда вопросов. В чем причина ее психической нестабильности?
На основе документальных источников раскрывается малоизученная страница всенародной борьбы в Белоруссии в годы Великой Отечественной войны — деятельность партизанских оружейников. Рассчитана на массового читателя.
Среди деятелей советской культуры, науки и техники выделяется образ Г. М. Кржижановского — старейшего большевика, ближайшего друга Владимира Ильича Ленина, участника «Союза борьбы за освобождение рабочего класса», автора «Варшавянки», председателя ГОЭЛРО, первого председателя Госплана, крупнейшего деятеля электрификации нашей страны, выдающегося ученогонэнергетика и одного из самых выдающихся организаторов (советской науки. Его жизни и творчеству посвящена книга Ю. Н. Флаксермана, который работал под непосредственным руководством Г.
Дневник, который Сергей Прокофьев вел на протяжении двадцати шести лет, составляют два тома текста (свыше 1500 страниц!), охватывающих русский (1907-1918) и зарубежный (1918-1933) периоды жизни композитора. Третий том - "фотоальбом" из архивов семьи, включающий редкие и ранее не публиковавшиеся снимки. Дневник написан по-прокофьевски искрометно, живо, иронично и читается как увлекательный роман. Прокофьев-литератор, как и Прокофьев-композитор, порой парадоксален и беспощаден в оценках, однако всегда интересен и непредсказуем.
Билл Каннингем — легенда стрит-фотографии и один из символов Нью-Йорка. В этой автобиографической книге он рассказывает о своих первых шагах в городе свободы и гламура, о Золотом веке высокой моды и о пути к высотам модного олимпа.