Марк Болан - [33]

Результат был прекрасен: он подтверждает артистический талант Болана и, более того, служит должным памятником ему…

Тони Висконти рассказывает о том, как семь лет назад Марк Болан сделал эту пробную запись — простую, порой небрежную, но, несомненно, значительную. Кроме того, описывает приёмы, применявшиеся им в том, что сам Марк назвал бы, пожалуй, перевоплощением Детей Pарна.

Мы дети Рарна.

Мы бродили по долам солнца.

Ребёнок заплачет,

Они летят на лебедях.

Мы дети Рарна.

И мы искатели Космоса.

Мы видели лицо нашего Хозяина.

Оно молодое и золотое

И седое от старости

Мы искатели Космоса.

Мне пришлось изрядно покопаться в своей памяти, но просмотрев свои дневники и использовав другие детективные методы, я пришел к выводу, что это было в октябре 1971 года.

Марк написал этот материал год назад, но записал его на плёнку в моей демонстрационной комнате именно тогда. Эта лента должна была стать моей пробной рабочей записью. Насколько мне известно, тогда он записывал этот материал впервые.

Он был очень возбуждён. Он сказал, что это будет его рок–опера. Это было примерно во времена Томми, но задумал он ещё до того, как вышла Томми; это должно было стать его монументальной работой, его сержантом Пеппером. Но мы оба понимали, что она потребует много труда, чем просто 15–16 песен, которые он должен записать. Необходимы были длинные инструментальные пассажи, повествовательное декламирование, и всё это должно было быть тщательно обдумано. В результате, руки до всего этого у нас так и не дошли. В те дни мы делали сорокапятки — мгновенные сорокапятки и моментальные альбомы, которые не требовали слишком много времени, так что этой работой мы так и не занялись.

В те времена я жил в своей квартире в Патни. Наверху сидели Джун с моей подружкой; они смотрели телевизор и время от времени приносили нам чай. Мы с Марком находились внизу, в моей музыкальной комнате. У меня был двухканальный магнитофон Бренелл и, как я помню, над ним стояла настольная лампа. Запись была сделана почти в полной темноте; света хватало лишь на то, чтобы отмечать метраж плёнки. Всё это время я сидел в наушниках. Я хотел записать эту ленту должным образом. Я очень волновался, несмотря на то, что это была случайная и импровизированная запись. Хочу вам напомнить, что по роду своей профессии я никогда ни к одной записи не отношусь беспечно. Ведь я продюсер. Поэтому я установил два своих лучших микрофона: один на голос, а другой на гитару. Гитара была моя. Это была единственная гитара в моём доме: классическая гитара с нейлоновыми струнами. Он взял её в углу комнаты, сел и наиграл эту плёнку. Если бы у него была с собой электрическая гитара, то запись вышла бы иной. Я скоммутировал микрофоны себе на наушники, и он наиграл весь материал практически без перерывов. Хотя, пожалуй, один раз нам всё–таки пришлось остановить плёнку где–то посередине, чтобы он мог вспомнить какой–то забытый им момент. Он был раскован и совершенно естественен; он был совсем не таким, каким он бывал в обстановке студии, где он одевался специально для записи. В моей комнате он был более спонтанен, более дружелюбен. В этот день для него было важнее всего продемонстрировать мне эту музыку.

Я не слишком–то хорошо знаком с сюжетом. Я знаю лишь то, что он основан на тех же легендах, что использованы Токиным: о крайне древних, доисторических временах. Марк свято верил в кельтские легенды и тому подобные вещи. Я не знаком со всем сюжетом, возможно, он так и остался незаконченным, но в принципе, речь идёт о борьбе добра и зла; белых сил с чёрными силами, и в нём масса мифических созданий, придуманных Марком, вроде Дворнов и Литонов. Это крайне смахивает на Токина. Но повествовательная часть в запись не вошла. Он не стал её записывать. Возможно, он хотел, чтобы её зачитал Джон Пил. Он определённо думал об этом, он хотел пригласить кого–нибудь вроде Джоффри Бейлдона, актёра, игравшего на телевидении кота Уизелла. Он хотел кого–нибудь, кто мог бы зачитать повествование со средне–английским выговором.

Я думал о том, что Марк сделал демонстрационную запись, и о том, что я могу с ней сделать, о том, что можно на неё наложить. Я хотел сделать черновой проект. Марк сделал бы свой, а я свой. Я не хотел ничего делать без него. Я хотел сесть и обсудить с ним длинные инструментальные пассажи, но у меня было мало времени. Я пришёл к Дэвиду Платцу, и чтобы должным образом окончить эту работу, у меня не было ни времени, ни денег. В то время и у Марка не хватало материала на две стороны, чтобы выпустить эту запись в виде альбома. Музыки было всего минут на пятнадцать.

Итак, у меня было искушение использовать Стива Кюри, Билли Леднеджа и Микки Финна [изначальных участников ТиРэк], но у меня было всего три дня: день на наложение барабанов, день на наложение инструментов и день на микширование. Поэтому я обратился к моему приятелю Энди Дункану, профессиональному барабанщику, умеющему играть с листа. Я усадил его за барабаны, поставил перед ним пюпитр с нотами, и, будучи профессионалом, он справился со своей работой за четыре часа: он играл на том–томах, бонгах, конгах, колокольчиках и на всём остальном. Он очень гибкий музыкант. Басовые партии наиграл я сам. Я играл на бас–гитаре и на ранних записях ТиРэкс, так что это была не просто экономия времени. У меня было искушение наложить кое–где и лидер–гитару, но я решил, что это будет крайне несправедливо. Это должен был сделать сам Марк. В этом он был очень силён.