Марк Болан - [13]

Б. П. Фоллон: Иногда не знаешь, насколько рок–н–ролльная группа сильна, пока не посмотришь на публику и не увидишь, что в зале все похожи на звезду. И это произошло. Это было невероятно.

Джун Болан: Мы не были в отпуске несколько лет.

Тони Висконти: В те дни я существовал только для Марка Болана. Я записывал Камни, я записывал Ральфа МакТелла, но я знал, что интересует меня только Марк.

Джун Болан: Наш первый отпуск был восхитителен. Мы отправились в Вест—Индию, на Барбады. Мы были вдвоём: без роуди, без личных ассистентов. Представляете? С Портобелло—Роуд в Вест—Индию вдвоём, держась за руки!

Когда мы туда добрались, я взяла напрокат машину, а гостиница была просто чудесной. Выяснили, что за две недели до нас в ней останавливалась мать Элтона, так что о нас все знали и отнеслись к нам очень мило. Мы прожили там две недели: набрались здоровья, загорели. Марк хотел, чтобы я покаталась на водных лыжах, но тогда я не умела плавать. Сам Марк тоже не умел плавать, только я об этом не знала, и хотя он ненавидел любой спорт, я поверила ему, когда он заявил, что плавать он умеет. Поэтому я сказала, что если он будет кататься на водных лыжах, то я тоже буду, и он очень смело сказал:

— Окей.

И вот этот шестифутовый чёрный красавец, член Олимпийской сборной — прекрасный человек — начал учить Марка. В следующий момент Марк был по горло в воде, а лыжи летели по воздуху сами по себе. Он сделал множество попыток, но примерно через час, когда руки у него уже отваливались, а задница промокла насквозь, он наконец сдался. Он старался, у него болели руки, но думаете, он хотя бы раз встал на эти лыжи? Ни разу. Он был так обижен. Я хочу сказать, что он должен был всегда быть победителем, а тут его побили два куска дерева и катер — этого он не мог вынести. Он вылетел из воды ураганом и сказал:

— Иди и, чёрт возьми, попробуй сама. Это — дурацкий спорт. Кому нужно стоять в воде на двух деревяшках? Надеюсь, ты понимаешь, что теперь я, возможно, никогда больше не смогу играть на гитаре. Посмотри на мои руки. Они искалечены!

На самом деле на них не было ни царапины. Но он весь день просидел на пляже, воздев свои руки к Солнцу в надежде на то, что так они вылечатся быстрее. Но хуже всего было то, что я научилась кататься на водных лыжах с первого раза, хотя раньше никогда этим не занималась. Может быть, всё дело в чувстве равновесия… Это были две замечательные недели.

Я собираюсь танцевать со своей принцессой

При свете волшебной Луны.

Когда я иду своей дорогой,

Я говорю, хей–хей.

Я собираюсь поговорить со старцами

И рассказать им обо всём хорошем

В наших сердцах.

Я буду босиком танцевать со своей крошкой

При свете волшебной Луны.

Когда я убью самый чёрный день,

Тогда мы сможем танцевать.

В ожидании этого таинственного

и радостного дня

Мы будем играть и молиться.

— By The Light Of A Magical Moon

Мы с Марком вернулись с Барбадов в понедельник, а уже в среду летели обратно туда вместе с Ринго. Втроём. Ринго с Марком тогда были очень дружны, он был для нас как отец, он нас очень многому научил, он удивительный человек. Морин, жена Ринго, не захотела лететь с нами, потому что она терпеть не может солнце, а Ринго без неё никогда раньше не отдыхал (тогда они были ещё женаты).

И вот, мы втроём сидели в первом классе самолёта. Всего в нашем салоне было восемь человек, и на экране показывали смешной фильм с Вуди Алленом. Вскоре мы втроём довольно сильно налились, поскольку в те дни джамбо–джетов, Боингов 747, ещё не было, и это был четырнадцатичасовой перелёт с посадкой в Антигуа. Выпивка — бренди и шампанское — в первом классе бесплатная, и мы совершенно окосели и уже не могли стоять на ногах. Мы смотрели фильм в наушниках. Остальные пассажиры в салоне были настоящими сварливыми занудами и не хотели смотреть фильм: они хотели читать. Но мы издавали столько шума, что к нам подошёл какой–то старикашка, постучал нас по головам своей книгой и приказал нам извиниться и заткнуться. Марк аж подавился малиной, или чем–то вроде этого. Мы были здорово пьяны. Этот тип пошёл и пожаловался капитану, пилоту, или как там их называют — я его звала водителем — и вот, приходит водитель, готовый нас отчитать. Понимаете, мы сидели в наушниках и совершенно себя не слышали. Мы что–то друг другу кричали, и, должно быть, для остальных звучали как стадо баньши. Водитель пришёл и сказал, что пассажиры жалуются на шум, и когда он это говорил, он посмотрел на экран и вдруг сам начал хохотать. Ринго уступил ему своё кресло, и капитан сел рядом с Марком. Мы все вчетвером были буквально в истерике, и тот тип, который на нас жаловался, впал в ступор и ржал вместе с нами. Весь полёт на Барбады мы провели в полной истерике. Мы — Ринго, Марк и я — провели там ещё две недели. Но у Ринго было что–то с кожей, и ему пришлось носить смешные картонные наносники, шляпу, тёмные очки и футболку, рукава которой он закатывал до локтей. Мы с Марком загорели дочерна, а бедному Ринго приходилось сидеть в носках, поскольку у него сгорели лодыжки. Мы ели, пили и шлялись по клубам. Для Ринго это было здорово, потому что он ни разу не отдыхал один из–за того, что был постоянно занят со своей группой. Это был наш первый шикарный отпуск, даже два за один месяц!..