Марийский лесоповал: Врачом за колючей проволокой - [73]

В деревне было очень грязно, и я сел на велосипед лишь тогда, когда добрался до сухой лесной тропинки, но не проехал более двадцати шагов. С шестерни слетела цепь. Я поставил ее на место, но все повторилось. Каждые 50—100 метров цепь слетала. Обратно не хотелось идти, и я прошагал с велосипедом километров тридцать, пока меня не подобрала попутная машина.

Знакомые слесари посмотрели велосипед, нашли, что шестерня погнута и обещали исправить ее. После ремонта можно было проехать на велосипеде почти 500 метров, прежде чем слетала цепь. Меня это не очень устраивало, и я написал об этом Тамаре Владимировне. Вскоре прибыла машина из колонии, которая забрала велосипед на более квалифицированный ремонт. Я его получил обратно недели через две. Тамара Владимировна писала:

«Гарик! Велосипед исправлен. Надеюсь, что ты останешься довольным».

На этот раз я проехал на велосипеде уже почти километр. Цепь снова слетела. Больше я не пользовался велосипедом.

Трагедия

Но бывали в моей медицинской практике и трагические случаи.

В тот вечер, когда я сидел после амбулаторного приема в своей комнатушке (аптеке) и заполнял истории болезней, кто-то постучал в дверь.

— Входите! — сказал я.

В комнату вошла молодая девушка лет двадцати пяти, очень стройная, с аккуратно причесанными темными волосами и тонкими чертами лица.

— Садитесь, пожалуйста,— предложил я и указал на табуретку.

— Спасибо.

Эту девушку я уже видел однажды и знал, что она вольнонаемная и работает в конторе.

— Простите,— как ваша фамилия?

— Перепелица Валентина.

Перед тем как расспросить больного, я всегда в первую очередь обращаю внимание на его внешний вид, выражение лица, походку и могу нередко сразу сделать определенные выводы.

Моя пациентка двигалась очень осторожно, и бледное лицо с румянцем говорило о том, что ее лихорадило. Но главное было не в этом, я отметил специфический гнилостный, почти зловонный запах, который исходил от нее — запах, знакомый мне по криминальным абортам. Диагноз был ясен мне без слов.

— Что у вас болит? — спросил я.

— У меня сильно болит голова и знобит,— девушка посмотрела на меня как-то неприязненно, что меня удивило. Я взял градусник и встряхнул его.

— Померьте, пожалуйста. Термометр показывал 38,8° С.

— У вас высокая температура. Придется вас осматривать. Раздевайтесь, пожалуйста.

— Это обязательно?

— Да, иначе я не узнаю, чем вы болеете.

Девушка неохотно сняла кофточку. Я послушал ее. Сердце билось учащенно, но, так же как и легкие, было в норме.

— Ну и что, нашли? — Снова удивило меня ее лицо, которое выражало брезгливость, презрительность, если не враждебность. Видимо, она относилась к тем лицам, которые видели в таких заключенных, как я, только «врагов народа», которых следовало бы уничтожать.

— Сердце и легкие у вас в порядке. Я в этом не сомневался. Скажите честно: что у вас болит еще, кроме головы?

— У меня только голова болит. Я вам об этом уже говорила,— ответила девушка вызывающе.

— Тогда у меня будет к вам другой вопрос: когда у вас были последние месячные?

— Еще раз повторяю вам — у меня болит только голова,— лицо ее выражало злость.

— Может быть, у вас была задержка, а может быть, кровотечение? — Заключенной я бы приказал раздеться для детального осмотра, но с Перепелицей я не мог так поступить.

— Нет,— ответила она резко,— дайте мне лекарство и справку, и я пойду.

— Пожалуйста.

Я выбрал таблетки от головной боли, кроме того, еще сульфидин, который в то время считался самым сильным противовоспалительным средством.

— Что это за лекарство?

— От головной боли и против вашей болезни.

— А какая у меня болезнь?

Я вручил ей справку об освобождении. В ней я написал весьма туманный диагноз: лихорадочное состояние, температура 38,6°С.

— Что это значит?

— Могу вам сказать: у вас не простудное заболевание. А что у вас, вы знаете лучше меня. Все-таки советую вам: не надо ничего скрывать, скажите честно, что у вас?

— Ничего у меня нет, — девушка рывком встала,— до свидания.

— До свидания.

Во время этой не очень результативной беседы я вспомнил разговор с Тосей Сабанцевой, которая была в интимных отношениях с одним бывшим лейтенантом, осужденным по бытовой статье и служившим сейчас в охране стрелком.

Он рассказывал ей о своем друге, тоже стрелке из зэков, который дружил с вольнонаемной Валей Перепелицей — внешне очень строгой и замкнутой девушкой.

Сейчас мне стало понятно поведение больной. Женщины после криминального аборта обычно охотно обращаются к медицинским работникам, которые чаще всего являются единственным спасением, но редко называют правдиво причину выкидыша.

В отличие от них Перепелица хотела скрыть имевший место криминальный аборт из боязни быть разоблаченной за связь с заключенным. В таком небольшом коллективе, как сотрудники ИТК № 1, все на виду и, вероятно, для многих не было секретом, что стрелок зачастил в контору. Но это еще не криминал. Другое дело, когда девушка вдруг окажется беременной. Вполне естественно, что подозрение падает на стрелка. Девушка решила поэтому обратиться не к Тамаре Владимировне, от которой трудно что-то скрыть, а ко мне, надеясь, что меня можно легче обвести вокруг пальца. Она не понимала тяжести своего состояния, думала, что все пройдет через день-другой, и пришла ко мне главным образом, чтобы получить освобождение от работы.