Марийский лесоповал: Врачом за колючей проволокой - [71]

— Нет,— девочка густо покраснела.

— Хорошо. А сейчас придется тебя проверить. Пожалуйста, раздевайся.

Девочка послушно разделась и легла на кушетку. Она была хорошо сложена, с маленькими острыми грудями и уже довольно округлыми бедрами.

Она говорила правду и оказалась, говоря медицинским языком, «virgo in-facto» (девственница).

— Вот и хорошо,— ты молодчина. Можешь одеваться и все-таки хочу тебя еще раз спросить: зачем ходила к нему? Ты что, любишь его?

— Нет.

— А может быть, ты ходила туда из-за угощения?

— Да, я очень хотела есть,— ответила она тихо.

Тамара Владимировна задумалась, и ее лицо стало грустным.

— Давай, милая, условимся,— она вздохнула глубоко и стряхнула пепел в консервную баночку,— если очень хочешь есть, приходи лучше сюда. Что-нибудь найдем и покормим тебя. Ты меня поняла?

—Да.

— И вот еще, девочка, не ходи больше туда в баню и, вообще, остерегайся мужчин. Ты еще слишком молода, и все впереди. Не спеши с этим. Такая связь тебе сейчас радости не принесет. Побереги себя для собственного счастья.

— Спасибо,— девочка впервые подняла глаза.

— А сейчас позови своего отца, а сама подожди в коридоре.

— Как дочка? — еще с порога спросил татарин.

— Не беспокойтесь, все в порядке. А что касается Городилова, то я с ним поговорю. Думаю, что он больше не будет приставать к девочке.

— Большое тебе спасибо,— татарин поклонился,— до свидание.

— До свидания.

Тамара Владимировна повернулась ко мне:

— Вот что делает голод, Гарин. Но ты это знаешь лучше меня. Жаль девочку. А сейчас передай Фекле, чтобы она вызвала этого подлеца Городилова.

Минут через тридцать он явился.

— Я пришел, Тамара Владимировна,— сказал он бодро.

— Вот что, друг,— скажи мне откровенно: тебя устраивает работа дезинфектора?

— Конечно,— несколько удивленно ответил Городилов.

— Зачем, по-твоему, я поставила тебя туда?

— Зачем? Для того, чтобы прожаривать вещи.

— Совершенно верно. А почему ты тогда занимаешься другими делами?

— Я вас не понимаю.

— Ты меня прекрасно понимаешь. Зачем занимаешься растлением малолетних? Для этого я тебя поставила на работу? Тебе что, взрослых баб не хватает?

— Я ничего не делал.

— Как ничего не делал? А татарочка-малолетка? Кто ее привадил ходить к тебе? Кто ее угощал сгущенкой и конфетами?

— А что, нельзя угощать?

— Угощать можно. Но ты не только угощал, а хватал ее за груди, да и не только. За это судят. Тебе что, свой срок недостаточен? Хочешь новый?

— Нет.

— Зачем тогда приставал к девочке?

— Да так. У меня не было серьезных намерений.

— Вот что, дорогой, предупреждаю — если узнаю, что ты продолжаешь встречаться с ней — сниму с работы и отправлю в этап. Это в лучшем случае. В худшем — передам дело Иванову (оперу). Он разберется. А сейчас можешь идти.

— Я ничего не хотел, Тамара Владимировна.

— Знаем тебя — иди!

Парикмахер Алиев, высокий, худощавый азербайджанец не первой молодости, с ястребиным носом и коротко стриженными седыми усами, был мастером своего дела. Ловко орудуя бритвой, словно цирковой артист, он за считанные секунды лишал зэков всякой растительности, притом обслуживал как мужчин, так и женщин. Женщины, вполне естественно, краснели от смущения, но Алиев на это не обращал внимания и спокойно орудовал своим инструментом в таких укромных местах, которые прежде бритвы не знали.

Воровки на эту процедуру смотрели спокойно и шутили при этом над парикмахером, хлопая себя рукой ниже живота и расхваливая свои достоинства.

Русская пословица гласит: седина в бороду, бес в ребро. Она вполне подходила Алиеву, который, несмотря на свои шестьдесят лет, отличался завидным сладострастием. Возможно, повлияло то обстоятельство, что ему приходилось постоянно лицезреть женские прелести, да еще в непосредственной близости.

Парикмахер втихомолку приманивал молодых девушек хлебом и не безуспешно. К нему ходила регулярно Зоя Романова — стройная, беленькая девчушка лет девятнадцати, которая сидела за воровство.

Вряд ли она нашла в Алиеве принца сердца и нуждалась в его мужских способностях. Она нуждалась в его хлебе и, кроме того, с ним было спокойнее. Алиев был вежлив, чистоплотен, не очень ревнив и требовал от нее лишь раз в неделю интимной встречи.

С урками было хуже. Они привыкли, чтобы их обслуживали, стирали грязное белье, чинили одежду, искали махорку, и вдобавок могли еще побить, считая это верным профилактическим средством.

Последствия «любви»

В столовую и кухню я не любил ходить. В больнице меня кормили хорошо, и я не нуждался в услугах поваров.

В кухне встречали меня всегда подобострастно, с низким поклоном, и были готовы сразу посадить за стол, чтобы угостить чем-то особенным. Повара знали, что и от меня зависит их судьба и благополучие.

В качестве кухонного персонала и здесь выбирали обычно смазливых и молодых девчат, чаще всего по рекомендации придурков, которые не против полакомиться молодым «мясом».

Эти девушки дорожили своей работой и вынуждены были в знак благодарности расплачиваться телом.

Вполне естественно, что такие связи не были без последствий. Если в военные годы беременные встречались в лагерях сравнительно редко, то после войны их число увеличилось.