Марийский лесоповал: Врачом за колючей проволокой - [47]

Конвоир молчал и курил свою козью ножку. Видимо, был занят своими мыслями, далекими от службы.

Феня гребла не спеша, осторожно опуская весла в воду, чтобы не брызгать, и бросала то и дело кокетливый взгляд в мою сторону.

Пожалуй, нигде не выражают свои мысли и желания так недвусмысленно, как в местах заключений. Здесь нет времени для жеманства и недотроги — редкость.

Обстановка требует быстрых решений: или да, или нет.

Игра глаз — древнейший способ высказывать свои тайные мысли без слов, и мне не трудно было разгадать желания молодой девушки.

При других обстоятельствах я бы принял участие в этой игре глаз, но мои мысли были целиком заняты Валей. Я всерьез задумал жениться на ней после своего освобождения. Расставание далось мне очень нелегко, и я остро переживал разлуку.

Пока я думал о своей дальнейшей судьбе, лодка пристала к берегу. Я увидел песчаную отмель и немного подальше высокий деревянный забор с вышками и колючей проволокой, за которым скрывались серые низкие бараки. Мы прибыли в Старожильск. Дежурный бегло пролистал мое личное дело и велел идти в санчасть.

В приемной меня встретила смазливая, аккуратно одетая вольнонаемная медсестра Женя Горинова. Под безрукавкой, сшитой из телогрейки, был надет белый халат. Темные, коротко стриженные волосы покрывала цветастая косынка, ноги были обуты в щегольские белые бурки.

Девушка, по-видимому, имела хороший контакт с заведующими производств, которые снабжали ее (конечно, не только из-за красивых глаз) этой характерной для лагерных придурков зимней одеждой.

Она сразу засуетилась, не знала, какой мне стул подать, спросила, не хочу ли я кушать, а затем взяла мои вещи и отнесла в процедурную.

— Я вас там устрою,— объяснила она.

Минут через десять санитарка принесла тарелку супа, кашу, кусочек хлеба, эмалированную кружку с чаем и расписную деревянную ложку.

Я уже проголодался и без лишних слов быстро расправился с едой.

Амбулатория была скромно обставлена: стол, кушетка, несколько табуреток и аптечный шкафчик. В процедурной, кроме того, стояло еще самодельное деревянное гинекологическое кресло.

— Не могли бы вы проконсультировать нескольких больных? — медсестра с надеждой посмотрела на меня.

— Конечно.

На этот раз пациенты оказались несколько иными, чем раньше — молодые матери с грудными детьми.

Странными и непривычными показались мне маленькие дети в колонии для заключенных. У некоторых из них был понос, у других эксудативный диатез, многие страдали потницей, а в общем дети выглядели вполне удовлетворительными. Видимо, и здесь следили Ремизов и Валентина Федоровна за порядком.

Вечером санитарка принесла мне матрац, простыню, подушку и байковое одеяло и устроила меня в процедурном кабинете, рядом с гинекологическим креслом.

Перед сном я мысленно обрисовал себе, что меня могло ожидать. О первой колонии я знал лишь то, что основная работа там — лесоповал, и немного побаивался. А вдруг меня снова сначала пошлют на «общие»?

На следующее утро Ирина, так звали заключенную медсестру, сообщила мне, что после обеда будет машина, на которой меня отправят в Козьмодемьянск.

Делать было нечего, и я начал писать письмо матери в Темир-Тау. Когда закончил первую страницу, дверь в приемную неожиданно открылась, и на пороге я увидел Валю.

Велика была моя радость, и я готов был задушить ее в объятиях и расцеловать при всех, но сдержался, поскольку в кабинете сидела медсестра.

Валя сделала, как всегда в подобных случаях, очень серьезное лицо и обратилась ко мне официальным тоном:

— Ну как, доктор, хорошо добрались до Старожильска? Проконсультировали больных?

— Да, хорошо. Поездка по реке была интересная. Природа здесь очень живописная. Слишком красива для колоний. А что касается больных — я их осмотрел.

— Ну, а у вас как дела,— обратилась она к Ирине,— нет ли инфицированных больных? Нет ли завшивленных? Как детишки?

— Пока все хорошо. Конечно, больные всегда есть, но тяжелых пока нет. У некоторых заключенных бывают вши, но в основном головные.

Я ждал с нетерпением конца этого разговора и главное — хотелось, чтобы Ирина исчезла.

Видимо, и Валя задумалась над проблемой, как избавиться от медсестры. После небольшой паузы, сделав еще более серьезное лицо, она предложила девушке проверить санитарное состояние зоны, после чего она сама пойдет осматривать объекты.

— Скоро должна приехать комиссия, вот поэтому я и приехала сюда,— объяснила она.

Когда за Ириной закрылась дверь, я бросился к Вале и обнял ее.

— Подожди, милый,— предупредила она,— могут зайти сюда. Пойдем лучше в процедурную. Оттуда нет двери в коридор.

Из процедурной вела лишь одна дверь — в приемную, и там было безопаснее. Я снова обнял девушку, но она меня слегка отстранила.

— Генри, у меня к тебе просьба. Послушай меня, пожалуйста. Иногда ощущаю легкую боль в области сердца.

— Конечно, Валюша.

Чего я мог больше желать, чем это — увидеть ее обнаженной, правда, не совсем.

Валя быстро скинула кофточку, а затем и бюстгальтер. Когда я увидел ее высокую и белую грудь, у меня даже слегка закружилась голова. Что может быть красивее на свете, чем молодая женская грудь. У Вали она оказалась крупной, но была упругой и не висела.