Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925 - [6]

Из передней, направо, была приемная комната, красиво и строго обставленная. В этой комнате Ф.А. Добров принимал в определенные часы больных, которым, казалось, не было числа. Больные обычно предварительно записывались в доме или по телефону.

Я еще застал частную практику. Она была сильно ограничена против той, что была у Филиппа Александровича до революции. Он был очень популярен и уважаем как доктор, безошибочно ставивший определение болезней, и четко и быстро лечил. Он пользовался неограниченным доверием у очень широкого круга своих пациентов в своей округе Москвы — Пречистенки, Остоженки, Арбата, Поварской со всеми переулками.

Было очень трогательно, что в голодные 1918-22 годы, да и позже в гражданские и религиозные праздники, доктору Доброву неизвестные, любящие его благодарные пациенты передавали добротные продовольственные подарки. Как правило, безымянные… Окорока, колбасы разных сортов, сливочное и топленое масло, корейка и грудинка, балыки и сельди. И хорошие вина, и шампанское включительно. Вся семья так и не могла установить, кто же это делал с наилучшими пожеланиями. Откуда это… подносилось семье, так и не удалось выяснить. Делалось это молниеносно. Звонок. В открытую дверь просовывались корзины и букеты цветов или цветы в горшках. Эти подношения делались к пасхальным дням, к Рождеству и к Новому году, но были подношения и к 1-му Мая и к годовщине Октября.

Выше среднего роста, сутуловатый, с бородкой клином, пушистыми усами, как бы небрежно подстриженными, блондин. Характерный жест для Филиппа Александровича — поглаживание бородки книзу и реже — поглаживание усов. Голос низкий, приятный, баритональный. Густые брови и ресницы подчеркивали серо-голубые, глубоко сидящие глаза.

Филипп Александрович или принимал больных, или сидел за письменным столом — читал или писал. В его поездках на трамвае он был всегда с книгой. Он как-то сказал мне, когда мы с ним ехали в трамвае, что он, разъезжая по Москве к больным, изучил несколько европейских языков, и это дало ему возможность собрать много иностранной литературы, а главное, читать ее в оригиналах. Походка у Филиппа Александровича мешковатая и плавная, почти без подъема ступней от земли, но быстрая. Смех был заразительным и раскатистым, и смеялся он всегда громко, но как-то всегда в меру, не навязчиво и не надоедно. Он очень любил юмор, и смех был свойствен его природе. Мягкие красивые руки — музыкальны. За роялем он совершенно преображался. Филипп Александрович, помимо медицинского факультета Московского университета, окончил Московскую консерваторию по классу фортепиано. Он дружил с замечательным пианистом Игумновым, часто бывавшим у Филиппа Александровича, и они садились за рояль и играли иногда целыми вечерами в четыре руки. Когда они сидели за роялем, в доме была тишина и неполный свет. Филипп Александрович был одним из популярных врачей Москвы. Он был среднего роста, широкого и плотного сложения с перевесом к полноте. Лицо немного одутловатое, даже когда Филипп Александрович прихорашивался, то усы и бородка у него были в особом, можно сказать, художественном беспорядке.

Он приходил усталый после посещения многих больных, редко пропускал день или вечер, не проиграв ряда любимых произведений. У него был очень широкий круг знакомых среди музыкантов, писателей (и т. д.), например С.И. Щукин.

Жена доктора — Елизавета Михайловна (рожд. Велигорская)[12] — сестра жены писателя Леонида Андреева, Александры Михайловны[13], вела большую и тяжелую работу по хозяйству дома, жившего большой, открытой жизнью для широкого круга людей.

Александр и Александра — Саша[14] и Шурочка[15] Добровы — сын и дочь Добровых.

Шурочка, Александра Филипповна, блестяще кончила курс студии Художественного театра, но когда был ее дебют, выяснилось большое несчастье: она стала страдать боязнью сцены и навсегда покинула сцену, не начав работать в театре. В семье и в личной жизни Шурочки это обстоятельство обратилось в неизбывное и большое, и непоправимое горе.

Шурочка была очень экзотической внешности и не избегала косметики. Она была похожа на египтянку и это подчеркивала в своих туалетах. В годы Первой мировой войны ее портрет написал художник Федор Богородский[16](впоследствии академик) в манере «Бубнового валета»[17] (Ф. Богородский был камер-юнкером).

Шурочка, познакомившись с моей сестрой Олей[18], сильно к ней привязалась и болезненно переживала отъезды Ольги в Воронеж или по месту своей работы. Позднее к 1920 г. в семье появилась Эсфирь Пинес[19] — предельно бесцеремонная и в высшей степени нахальная.

Саша — Александр Филиппович — высокого роста, пропорционального сложения, очень красивый. Кончив гимназию, был студентом ВХУТЕМАСа[20]. Кончил архитектурный факультет.

Саша был ловеласом и избалованным широким кругом красивых молодых женщин — балерин, актрис. Некоторых его поклонниц я знал. Затем его послали на строительство города Магнитогорска.

Как член семьи в доме Добровых жил племянник Елизаветы Михайловны, сын ее сестры, Даниил Андреев[21], Даня, как мы его все звали. Он учился в школе и очень рано начал писать стихи. Он дружил с часто бывавшей у Добровых Ариадной Скрябиной