Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925 - [46]
Весь трамвай глаз не спускал с седой красавицы и с чудного лица и головки Анечки. «Златоперстая Эос богиня»[234], шутя, сказала о ней Вавочка. Она похожа на итальянского ангела Ренессанса. Ее очень полюбил художник Константинов и в будущем хотел на ней жениться, но мамы и все тетки почему-то «пришли в ужас», — ведь она еще девочка. Да ведь вырастет же когда-нибудь! В живых картинах Константинов сделал ее итальянской Мадонной в золотой раме, говорят, Аня была поразительно хороша, и все узнали Мадонну, какую хотел напомнить художник.
У Добровых был Сережа Предтеченский. У него давно умерла мать, отец ходит по белу свету не то странником, не то просто бродит. Два брата убиты на войне. Он очень умный и немного будто злой. Но ум позволяет ему быть таким, каким он хочет быть. Я его ничуточки не боюсь. Дураки мне всегда страшнее и кажутся опаснее для жизни, чем злые умные люди. И ко мне он очень добр, ни разу не рассердился. А о многом говорит очень сурово и резко. Рассказывал о Чугуевском юнкерском училище[235], о лагерях, о мерзком обычае «цуканья» (новичка ставят в дурацкие положения, смеются над ним, травят — испытывают характер и волю), о разных породах юнкеров. «Неприспособленные» — погибают, «рассуждающие» — мученики, «мрачные». Из этих категорий некоторые вешаются и стреляются, а большинство делаются самыми жестокими. О юнкерах — «пистолетах». Образец юнкера пистолета — Федя Богородский. Федя — поэт, художник-футурист, любитель сильных ощущений. Чтобы изучить цирковой мир — на время сделался кем-то в цирке (кувыркался или что-то такое), да чуть там и не застрял навек. Некоторые его приключения напомнили мне Стендаля-Бейля. Теперь он так объюнкерился, что в лазарете его стриженого не узнала его собственная мать. Он носил прежде длинные волосы, как Ленский. И вместе с волосами с него сошло прежнее, и совершенно искренно увлекся «пистолетством».
«Все доводит до совершенства» юнкер-пистолет — это приблизительно «comme il faut»[236] юноши Толстого, но с военными ухватками. Николай Григорьевич — «мрачный юнкер».
Сереже надоело все московское до тошноты. Поскорее хочется на фронт. Там хорошая встряска — вытрясает все лишнее.
— Сережа, а я очень люблю Москву. Не нарадуюсь на Москву.
— Вы в оазисе, а судите о пустыне. Вы Москву еще и во сне не видели, Олечка.
— Покажите мне Москву.
— Если бы Вам кто-нибудь показал Москву, ту, от которой меня тошнит, я бы его застрелил. А оазис Москвы — все эти ваши премьеры, концерты, лекции, музеи с галереями и генеральными репетициями и вернисажами. — Вы знаете…
— Вы имеете в виду Хитровку?
— Нет, Олечка. Совсем наоборот.
И он резко убрал со спинки дивана руку, по которой скользнула моя коса. Левая коса лежала на двух диванных подушках, прислоненных к стене. Это Шура любовалась на «бронзовую змею на подушках».
Мамочка, спасибо, родная, за чулки и за снеди родительские. Вчера был шумно-радостный день из-за приезда Лисиного. Прочла со слезами в душе твои слепенькие строчки, за них больше всего спасибо. Лис много рассказывал о вас с Лелей и о своем береге, о братьях. Тут же ворочал свои отъездные пакеты Константинов, он вчера уехал в свое село Красное. Михаил Владимирович помогал ему в упаковке, все кормились лепешками и колбасами.
А потом пришел унтер-офицер с заявлением, что был в походе, отпущен не в очередь за хорошее поведение и страшно хочет есть. Накормили и его все из той же кошницы и двугривенный передали. Еще раз он говорил, что очень будет хлопотать об устроении на февраль в Воронеже. В 9 часов всем семейством мы пошли к Ильинским, где встретили нас плеском радости. Оля с обвязанной головой, но уже сидит и мечтает о танцах. Напоили нас всех чаем с вареньем и на дорогу дали два хлебца ржаных (в Москве из-за них хвосты на три версты, и кто может, печет хлеб дома).
Сегодня обновила с удовольствием чулки. 12 градусов мороза. А мне вечером с моими Лилями, Танями и Лисами идти далеко на чтение одной пьесы, к писателю Новикову — это один из моих старых друзей, недавно он женился на жене и двух детях ее — одному 10, другой 4 года.
Рада я Лисику, как детищу родному, и он от радости ночевать у меня остался, и сегодня никуда не пошел.
Целую, мамочка, тебя и Лелю, а 15 копеек за здоровье твоих глазок первому слепенькому отдам. В.
«Кружок Радости»[237]. Собрание 11-е у Ильинских. Таня Березовская (дочь Льва Исааковича Шестова) прочла о «злой радости».
Запись о вечере — пишет сама Таня:
«Были — Оля (Бессарабова), Аллочка (Тарасова), Нина (Бальмонт), Таня (Балицкая), Таня (Березовская), Оля (Ильинская), Софочка (Фрумкина) и Варвара Григорьевна (Мирович).
1. Мелкое злорадство жизни от скуки и одиночества. Онегин, Печорин.
2. Злая радость шекспировского Ричарда III.
3. Злая радость Яго (Отелло).
Злая радость как источник несчастий человеческой жизни. Злая же радость вытекает часто из равнодушия. Совершенный тип злой радости — Яго. В нем нет раскаяния до самого конца трагедии. Говорили о радости своей победы и о радости чужого поражения. Первая опаснее и соблазнительнее, так как из этого материала созданы герои.
Многим очевидцам Ленинград, переживший блокадную смертную пору, казался другим, новым городом, перенесшим критические изменения, и эти изменения нуждались в изображении и в осмыслении современников. В то время как самому блокадному периоду сейчас уделяется значительное внимание исследователей, не так много говорится о городе в момент, когда стало понятно, что блокада пережита и Ленинграду предстоит период после блокады, период восстановления и осознания произошедшего, период продолжительного прощания с теми, кто не пережил катастрофу.
Наталья Громова – писатель, драматург, автор книг о литературном быте двадцатых-тридцатых, военных и послевоенных лет: «Узел. Поэты. Дружбы и разрывы», «Распад. Судьба советского критика», «Эвакуация идет…» Все книги Громовой основаны на обширных архивных материалах и рассказах реальных людей – свидетелей времени.«Странники войны» – свод воспоминаний подростков сороковых – детей писателей, – с первых дней войны оказавшихся в эвакуации в интернате Литфонда в Чистополе. Они будут голодать, мерзнуть и мечтать о возвращении в Москву (думали – вернутся до зимы, а остались на три года!), переживать гибель старших братьев и родителей, убегать на фронт… Но это было и время первой влюбленности, начало дружбы, которая, подобно пушкинской, лицейской, сохранилась на всю жизнь.Книга уникальна тем, что авторы вспоминают то, детское, восприятие жизни на краю общей беды.
Наталья Громова – прозаик, исследователь литературного быта 1920–30-х годов, автор книг «Ключ. Последняя Москва», «Скатерть Лидии Либединской», «Странники войны: воспоминания детей писателей». Новая книга Натальи Громовой «Ольга Берггольц: Смерти не было и нет» основана на дневниках и документальных материалах из личного архива О. Ф. Берггольц. Это не только история «блокадной мадонны», но и рассказ о мучительном пути освобождения советского поэта от иллюзий. Книга содержит нецензурную брань.
Второе издание книги Натальи Громовой посвящено малоисследованным страницам эвакуации во время Великой Отечественной войны – судьбам писателей и драмам их семей. Эвакуация открыла для многих литераторов дух глубинки, провинции, а в Ташкенте и Алма-Ате – особый мир Востока. Жизнь в Ноевом ковчеге, как называла эвакуацию Ахматова, навсегда оставила след на страницах их книг и записных книжек. В этой книге возникает множество писательских лиц – от знаменитых Цветаевой, Пастернака, Чуковского, Федина и Леонова и многих других до совсем забытых Якова Кейхауза или Ярополка Семенова.
Роман философа Льва Шестова и поэтессы Варвары Малахиевой-Мирович протекал в мире литературы – беседы о Шекспире, Канте, Ницше и Достоевском – и так и остался в письмах друг к другу. История любви к Варваре Григорьевне, трудные отношения с ее сестрой Анастасией становятся своеобразным прологом к «философии трагедии» Шестова и проливают свет на то, что подвигло его к экзистенциализму, – именно об этом белом пятне в биографии философа и рассказывает историк и прозаик Наталья Громова в новой книге «Потусторонний друг». В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Наталья Громова – писатель, историк литературы, исследователь литературного быта 1920–1950-х гг. Ее книги («Узел. Поэты: дружбы и разрывы», «Странники войны. Воспоминания детей писателей», «Скатерть Лидии Либединской») основаны на частных архивах, дневниках и живых беседах с реальными людьми.«Ключ. Последняя Москва» – книга об исчезнувшей Москве, которую можно найти только на старых картах, и о времени, которое никуда не уходит. Здесь много героев – без них не случилась бы вся эта история, но главный – сам автор.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.
В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.
Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».
Уильям Берроуз — каким он был и каким себя видел. Король и классик англоязычной альтернативной прозы — о себе, своем творчестве и своей жизни. Что вдохновляло его? Секс, политика, вечная «тень смерти», нависшая над каждым из нас? Или… что-то еще? Какие «мифы о Берроузе» правдивы, какие есть выдумка журналистов, а какие создатель сюрреалистической мифологии XX века сложил о себе сам? И… зачем? Перед вами — книга, в которой на эти и многие другие вопросы отвечает сам Уильям Берроуз — человек, который был способен рассказать о себе много большее, чем его кто-нибудь смел спросить.
Книга посвящена Сиду Барретту, отцу-основателю легендарной группы Pink Floyd.