Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925 - [30]
— Да! Я был все эти дни нездоров, все последствия малярии, которая в несколько приступов расстроила мое здоровье.
— Ну, как Кавказ? Какое от него впечатление?
— Внешнее впечатление, от природы его, прекрасное! Все остальное чепуха и гадость. Политическая неразбериха, спекуляция, дороговизна. Деньги, деньги и деньги! Все этим пропитано. Теперешний Кавказ — бессмысленная чека и вино, женщины и деньги… Поездка была утомительной, хотя ездили очень удобно. Всего за два месяца проделали 9.500 в<ерст>. Интересно бы подсчитать, сколько стоило это удовольствие республике по новому тарифу. Нас было 7 чел<овек>, а мы занимали целый пульмановский вагон 2-го класса.
— Да!.. А вот я два раза успел побывать в Звенигороде. Вот мне повезло, Бор<ис> Ал<ександрович>! Первый раз я поехал и пробыл там с недельку и написал два этюда и только вернулся оттуда, мне подвернулся на них покупатель, один еврей заплатил мне за один 750.000 р. За другой — 300.000 р. И даже не торговался! Неприятно продавать таким людям свою работу. Вы знаете, я пошел к нему на дом дополучить деньги и невольно поинтересовался судьбой моих этюдов. Комната у этого еврея какая-то бивуачная, он, должно быть, крупный спекулянт и ворочает большими делами, т. к. совершенно не смотрит в глаза, как большой преступник.
Ух, какая противная и страшная у него рожа… Я поискал глазами по комнате этюды и увидел их на дальней стене от двери и когда я подошел к ним ближе, то и остолбенел. Представьте себе, он повесил их один над другим, а вокруг обвесил открытками и фотографическими карточками. Вы представляете всю эту гадость?! Один этюд он вынул из моего хорошего багета и вставил в черный с золотыми розами и не разберешь, еще чем! Вот прохвост… Ну уж зато я сейчас же уехал и писал этюды с 314 ч. утра и до 12 ч. ночи. Все время писал. Один раз даже писал при луне, вот посмотрите — церковка. Жалко, не успел дописать. (Н.П. взял эту вещь со стола и поставил на пол к притолоке двери, выходящей в переднюю из столовой).
А вот эти сараи я писал на утренней заре, как раз в тот момент, когда появляются первые лучи, это не больше, чем на 5–7 минут, солнца. Ведь не успеешь оглянуться, а оно уже и выкатилось. Приходилось не думать уж о точности и форме. Приходилось улавливать, так, раз-два, только успеваешь развести краску!.. А Вы знаете, Бор<ис> Ал<ександрович>, почему вышли эти сараи с правой стороны один над другим? Ведь я ошибся и залез слишком высоко, и пришлось писать этот же сарай ниже. И Вы верно говорили, что получается впечатление бугорка и что на нем гнездятся сараи. Ну, а каково пролился луч! А?..
А вот это же место, только я забрался правее, и сараи остались слева и я написал избу по вечерней заре. А смотрите, какая разница в красках. Какой разный тон освещения — утром и вечером. А какое утром небо светлое, а вечером совсем синее. А вот яблони. Посмотрите, какая мелкая зелень! А правда, похожа на яблочко? Это ранним утром, когда солнце уже поднялось. А вот это дерево, луг и лес я писал днем в сильную жару, правда, как отдает жарким днем?
Я Вам сейчас принесу одну вещь, ее уже Катя реквизировала себе… Это после хорошего крупного дождя, когда солнце начинает закатываться. Смотрите, как все вымыто! И вот это же место днем, как все пыльно, серо…
А вот эту вещь я <нрзб> для вот этой картины <нрзб> я врал в тоне. Тут у меня почти все синее, а на самом деле, ишь какой тон.
А здесь я наврал, нужно сделать избу темнее, видите; если закрыть, получается совсем иное впечатление. Ведь солнце было отсюда! (Н.П. прикрыл стену слева, ярко освещенную солнцем — ладонью правой руки.) Да! Надо пройтись новой краской <нрзб>. Ведь мне везет. Я <нрзб> тон, иногда неладится <нрзб>, у которого я жил там, он <нрзб> Училище Живописи и Ваяния и никогда <нрзб>. И ведь он, безусловно, это понимает, а бьется все время и от этого страдает.
А Вы знаете, Бор<ис> Ал<ександрович>, что Синезубов теперь начал писать <нрзб> пишет! Он говорит теперь, что собирается прочесть лекцию в <нрзб> «Кто не пишет правильно, как чувствует и как видит, тот не <нрзб> писать». Вот до чего дошел от своих кривых ваз и стульев. Наконец-то меня послушал, и как он рад, и начал писать, писать! Талантливый художник!
А ведь верно бы, Бор<ис> Ал<ександрович>, устроить выставку. Вы правильно говорите, что это помимо всего остального может послужить рекламою для покупателей. Но ведь это, должно быть, большая возня! Нужно помещение, разрешение. Хотя вот Жуковскому[126] разрешили, правда, в пользу голодающих, но выставка будет. Разве в Мир Искусстве выставить. Там мне дадут отдельную комнату. Ведь я написал 35 этюдов.
— Здравствуйте, Бор<ис> Ал<ександрович>.
— А знаешь, Катя, Борис Александрович говорит, чтобы я устроил свою выставку. Правда, хорошо бы?
— Ну куда уж там тебе.
— Но ведь Жуковский устраивает…
— То Жуковский… И Вам нравится вот эта вещь, Бор<ис> Ал<ександрович>? Правда, какая прелесть! Как чувствуется только что прошедший дождик? А вот эта, Бор<ис> Ал<ександрович>…А вот утро…
А вот еще, Бор<ис> Ал<ександрович>, я писал рожь, успел захватить клочок, да и тот не закончил
Многим очевидцам Ленинград, переживший блокадную смертную пору, казался другим, новым городом, перенесшим критические изменения, и эти изменения нуждались в изображении и в осмыслении современников. В то время как самому блокадному периоду сейчас уделяется значительное внимание исследователей, не так много говорится о городе в момент, когда стало понятно, что блокада пережита и Ленинграду предстоит период после блокады, период восстановления и осознания произошедшего, период продолжительного прощания с теми, кто не пережил катастрофу.
Наталья Громова – писатель, драматург, автор книг о литературном быте двадцатых-тридцатых, военных и послевоенных лет: «Узел. Поэты. Дружбы и разрывы», «Распад. Судьба советского критика», «Эвакуация идет…» Все книги Громовой основаны на обширных архивных материалах и рассказах реальных людей – свидетелей времени.«Странники войны» – свод воспоминаний подростков сороковых – детей писателей, – с первых дней войны оказавшихся в эвакуации в интернате Литфонда в Чистополе. Они будут голодать, мерзнуть и мечтать о возвращении в Москву (думали – вернутся до зимы, а остались на три года!), переживать гибель старших братьев и родителей, убегать на фронт… Но это было и время первой влюбленности, начало дружбы, которая, подобно пушкинской, лицейской, сохранилась на всю жизнь.Книга уникальна тем, что авторы вспоминают то, детское, восприятие жизни на краю общей беды.
Наталья Громова – прозаик, исследователь литературного быта 1920–30-х годов, автор книг «Ключ. Последняя Москва», «Скатерть Лидии Либединской», «Странники войны: воспоминания детей писателей». Новая книга Натальи Громовой «Ольга Берггольц: Смерти не было и нет» основана на дневниках и документальных материалах из личного архива О. Ф. Берггольц. Это не только история «блокадной мадонны», но и рассказ о мучительном пути освобождения советского поэта от иллюзий. Книга содержит нецензурную брань.
Роман философа Льва Шестова и поэтессы Варвары Малахиевой-Мирович протекал в мире литературы – беседы о Шекспире, Канте, Ницше и Достоевском – и так и остался в письмах друг к другу. История любви к Варваре Григорьевне, трудные отношения с ее сестрой Анастасией становятся своеобразным прологом к «философии трагедии» Шестова и проливают свет на то, что подвигло его к экзистенциализму, – именно об этом белом пятне в биографии философа и рассказывает историк и прозаик Наталья Громова в новой книге «Потусторонний друг». В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
Второе издание книги Натальи Громовой посвящено малоисследованным страницам эвакуации во время Великой Отечественной войны – судьбам писателей и драмам их семей. Эвакуация открыла для многих литераторов дух глубинки, провинции, а в Ташкенте и Алма-Ате – особый мир Востока. Жизнь в Ноевом ковчеге, как называла эвакуацию Ахматова, навсегда оставила след на страницах их книг и записных книжек. В этой книге возникает множество писательских лиц – от знаменитых Цветаевой, Пастернака, Чуковского, Федина и Леонова и многих других до совсем забытых Якова Кейхауза или Ярополка Семенова.
Наталья Громова – писатель, историк литературы, исследователь литературного быта 1920–1950-х гг. Ее книги («Узел. Поэты: дружбы и разрывы», «Странники войны. Воспоминания детей писателей», «Скатерть Лидии Либединской») основаны на частных архивах, дневниках и живых беседах с реальными людьми.«Ключ. Последняя Москва» – книга об исчезнувшей Москве, которую можно найти только на старых картах, и о времени, которое никуда не уходит. Здесь много героев – без них не случилась бы вся эта история, но главный – сам автор.
21 мая 1980 года исполняется 100 лет со дня рождения замечательного румынского поэта, прозаика, публициста Тудора Аргези. По решению ЮНЕСКО эта дата будет широко отмечена. Писатель Феодосий Видрашку знакомит читателя с жизнью и творчеством славного сына Румынии.
В этой книге рассказывается о жизни и деятельности виднейшего борца за свободную демократическую Румынию доктора Петру Грозы. Крупный помещик, владелец огромного состояния, широко образованный человек, доктор Петру Гроза в зрелом возрасте порывает с реакционным режимом буржуазной Румынии, отказывается от своего богатства и возглавляет крупнейшую крестьянскую организацию «Фронт земледельцев». В тесном союзе с коммунистами он боролся против фашистского режима в Румынии, возглавил первое в истории страны демократическое правительство.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Лина Кавальери (1874-1944) – божественная итальянка, каноническая красавица и блистательная оперная певица, знаменитая звезда Прекрасной эпохи, ее называли «самой красивой женщиной в мире». Книга состоит из двух частей. Первая часть – это мемуары оперной дивы, где она попыталась рассказать «правду о себе». Во второй части собраны старинные рецепты натуральных средств по уходу за внешностью, которые она использовала в своем парижском салоне красоты, и ее простые, безопасные и эффективные рекомендации по сохранению молодости и привлекательности. На русском языке издается впервые. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Повествование описывает жизнь Джованны I, которая в течение полувека поддерживала благосостояние и стабильность королевства Неаполя. Сие повествование является продуктом скрупулезного исследования документов, заметок, писем 13-15 веков, гарантирующих подлинность исторических событий и описываемых в них мельчайших подробностей, дабы имя мудрой королевы Неаполя вошло в историю так, как оно того и заслуживает. Книга является историко-приключенческим романом, но кроме описания захватывающих событий, присущих этому жанру, можно найти элементы философии, детектива, мистики, приправленные тонким юмором автора, оживляющим историческую аккуратность и расширяющим круг потенциальных читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В этой книге рассказано о некоторых первых агентах «Искры», их жизни и деятельности до той поры, пока газетой руководил В. И. Ленин. После выхода № 52 «Искра» перестала быть ленинской, ею завладели меньшевики. Твердые искровцы-ленинцы сложили с себя полномочия агентов. Им стало не по пути с оппортунистической газетой. Они остались верными до конца идеям ленинской «Искры».