Марина Цветаева — Борис Бессарабов. Хроника 1921 года в документах. Дневники Ольги Бессарабовой. 1916—1925 - [25]

Шрифт
Интервал

— А я думала, что Вы давно знаете друг друга.

Она нашла, что мне необходимо написать Веронике и что это может послужить к хорошему исходу из ее оцепенения, в которое она попала с момента, когда узнала о смерти своей мамы.

Маруся внимательно прислушивалась к тому, что я говорил, и у нее очень часто загорались глаза.

— Борис, а как я рада, что встретилась с Вами. Это так неожиданно для меня. Вы такой хороший. Да! Вы прекрасный, редкий человек!

Мне захотелось Марусе рассказать о Марине и Олечке и Добровых, так как я внутренне был сосредоточен всецело на Марине, и внешне связан с Добровыми.

— Борис! Раз Вы сами говорите, что у Марины Ивановны ничего нет и там ребенок, а у Добровых все есть, и сыр, и масло, и колбаса… Вы и не думайте иначе… Все оставьте у Марины Ивановны. Вы внутренне будете абсолютно правы!

Мне страшно была нужна в эти минуты дорогая сестра Олечка, но ее заменила Маруся, она самоотверженно пошла на эту роль и сумела то, что может сделать только чуткая женщина. Вопрос, внутренне для меня решенный, разрешился окончательно, и с другим человеком, который нашел все правильно.

Все материальные блага на полтора месяца командировки — паек, хлеб, сахар, мясо, я оставил на имя Марины. Оставил доверенности и на жалованье и на разницу, и на дрова и прочее и прочее. Это Мариночку очень устроит.

Маруся под конец разговора разгорелась совсем. Она хотела, чтобы я сидел «еще и еще», угощала горячим чаем, но мне предстояло еще увидеться с Николаем Петровичем Крымовым и писать Веронике письмо.

Мы очень трогательно распрощались и решили бывать друг у друга, когда я приеду в Москву. Маруся пожелала мне в дорогу всего лучшего и еще раз обрадовалась вслух, что меня встретила.

Маруся очень выросла и стала интересным и настоящим человеком.

Маруся первой встречей со мной стала мне дорогим человеком.


Борис Бессарабов — Ольге Бессарабовой

12 августа 1921

Дорогая Олечка!

Как ужасно быть от дома в 15 м<инут> хоть бы и не заглянуть в него. Неужели ты будешь на службе?!

Мы продвигаемся в Москву сквозным поездом, который простоит на ст<анции> Воронеж не больше 40 минут и уходить от поезда я не имею права, т. к. отстать — это будет слишком большая история. Пиши вслед по новому адресу:

Поварская. Борисоглебский пер., д. 6, кв. 3, мне.

Что нового у нас дома, что со Всеволодом и его адрес, если он его переменил. Пиши о Веронике.

Я не знаю, живы ли вы?! Если ты дома, то сейчас же иди на станцию и спрашивай вагон № 613 с комиссией ЦУПВОСО, а там военкома Бессарабова.

Как приеду в Москву, то сейчас же отошлю тебе десятки посланий по всем вопросам.

Ну и рок же! Ведь мы должны были остановиться в Воронеже не меньше, чем на сутки, но экстренный вызов Москвы все испортил.

Целую Вас всех крепко, крепко.

Олечка, не задерживай весточек. Получила ли ты от меня письма из Ряжска, Харькова, Ростова? Получила ли письма Воронежские?

Целую. Обнимаю крепко. Твой Борис.

     12 августа 1921 года

     Воскресенье


Борис Бессарабов — Ольге Бессарабовой

14 августа 1921 г.

Москва

Дорогая Олечка! До Москвы добрались благополучно. Ехать было очень весело. Я очень жалел о том, что слишком церемонился со своими спецами и сразу не усадил всех своих ребят в свой вагон. Встреча в этом переезде от Воронежа до Москвы с Максимовым и Романовичем[110] как будто бы реально ставит вопрос с моим откомандированием и демобилизацией для работы по своей специальности. Они меня считают тем человеком, без которого их компания не жизненна и может погибнуть, ничего не сделать из заветных мыслей и мечтаний.

Через пять дней они возвратятся из Петрограда и примутся за мое откомандирование и проведение в жизнь того проекта, который был нами намечен в вагоне.

Решено ехать в Батум для организации там Художественных Государственных Мастерских. Если состоится наша поездка в Батум, то это, имей в виду, связано с хорошими материальными последствиями для каждого из нас, т. к. там можно хорошо заработать.

Подробное письмо об этом — по возвращении этой компании из Питера в Москву.

Все до конца обдумано, и все свои люди и родные будут хорошо обеспечены. С юга возможно будет присылать продукты. Если все это выйдет, то, значит, через 3 недели я сам буду в Воронеже. Эта неделя многое должна нам с тобой рассказать о нашем будущем.

О тебе: или Москва, или Батум, или Америка.

Обо мне: Художественные — или Москва, или Батум, или Воронеж.

1) О Москве — до встречи с Варварой Григорьевной. Она на днях приедет в Москву.

2) О Батуме — до выяснения дел коммуны.

3) Об Америке — до выяснения вопроса в американском или английском консульстве и в Наркоминделе.

О папе — до выяснения с тобой. Все это разрешится в 3–4 недели. Жди. С первой же оказией вышлю 100 ООО руб. на текущую жизнь.

Приехал в дом Марины. Очень хорошо встретились. Марина получила письмо от Сережи (своего мужа). Ей необходимо не позже, чем через месяц, выехать к нему. Хлопочем в Наркоминделе. Возможно, что Марина поедет со мной в Батум и, конечно, с Алечкой. Для дальнейшего следования необходимо… Этот месяц, вернее, его вторая половина и 1-ая половина сентября — исключительные по своему размаху — коренные перемены в жизни всех нас. Я очень рад за Марину. Ты и я дадим ей письмо к Коле, чтобы он ей немного помог до написания целого ряда книг, что ей даст много денег и славы.


Еще от автора Наталья Александровна Громова
Блокадные после

Многим очевидцам Ленинград, переживший блокадную смертную пору, казался другим, новым городом, перенесшим критические изменения, и эти изменения нуждались в изображении и в осмыслении современников. В то время как самому блокадному периоду сейчас уделяется значительное внимание исследователей, не так много говорится о городе в момент, когда стало понятно, что блокада пережита и Ленинграду предстоит период после блокады, период восстановления и осознания произошедшего, период продолжительного прощания с теми, кто не пережил катастрофу.


Странники войны

Наталья Громова – писатель, драматург, автор книг о литературном быте двадцатых-тридцатых, военных и послевоенных лет: «Узел. Поэты. Дружбы и разрывы», «Распад. Судьба советского критика», «Эвакуация идет…» Все книги Громовой основаны на обширных архивных материалах и рассказах реальных людей – свидетелей времени.«Странники войны» – свод воспоминаний подростков сороковых – детей писателей, – с первых дней войны оказавшихся в эвакуации в интернате Литфонда в Чистополе. Они будут голодать, мерзнуть и мечтать о возвращении в Москву (думали – вернутся до зимы, а остались на три года!), переживать гибель старших братьев и родителей, убегать на фронт… Но это было и время первой влюбленности, начало дружбы, которая, подобно пушкинской, лицейской, сохранилась на всю жизнь.Книга уникальна тем, что авторы вспоминают то, детское, восприятие жизни на краю общей беды.


Ольга Берггольц: Смерти не было и нет. Опыт прочтения судьбы

Наталья Громова – прозаик, исследователь литературного быта 1920–30-х годов, автор книг «Ключ. Последняя Москва», «Скатерть Лидии Либединской», «Странники войны: воспоминания детей писателей». Новая книга Натальи Громовой «Ольга Берггольц: Смерти не было и нет» основана на дневниках и документальных материалах из личного архива О. Ф. Берггольц. Это не только история «блокадной мадонны», но и рассказ о мучительном пути освобождения советского поэта от иллюзий. Книга содержит нецензурную брань.


Ноев ковчег писателей. Эвакуация 1941–1945. Чистополь. Елабуга. Ташкент. Алма-Ата

Второе издание книги Натальи Громовой посвящено малоисследованным страницам эвакуации во время Великой Отечественной войны – судьбам писателей и драмам их семей. Эвакуация открыла для многих литераторов дух глубинки, провинции, а в Ташкенте и Алма-Ате – особый мир Востока. Жизнь в Ноевом ковчеге, как называла эвакуацию Ахматова, навсегда оставила след на страницах их книг и записных книжек. В этой книге возникает множество писательских лиц – от знаменитых Цветаевой, Пастернака, Чуковского, Федина и Леонова и многих других до совсем забытых Якова Кейхауза или Ярополка Семенова.


Потусторонний друг. История любви Льва Шестова и Варвары Малахиевой-Мирович в письмах и документах

Роман философа Льва Шестова и поэтессы Варвары Малахиевой-Мирович протекал в мире литературы – беседы о Шекспире, Канте, Ницше и Достоевском – и так и остался в письмах друг к другу. История любви к Варваре Григорьевне, трудные отношения с ее сестрой Анастасией становятся своеобразным прологом к «философии трагедии» Шестова и проливают свет на то, что подвигло его к экзистенциализму, – именно об этом белом пятне в биографии философа и рассказывает историк и прозаик Наталья Громова в новой книге «Потусторонний друг». В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Скатерть Лидии Либединской

Лидия Либединская (1921–2006) — прозаик, литературовед; урожденная Толстая, дочь поэтессы Татьяны Вечорки, автор книги воспоминаний «Зеленая лампа».Всю жизнь Лидия Либединская притягивала незаурядных людей, за столом ее гостеприимного дома собирался цвет нашей культуры: Корней Чуковский, Виктор Драгунский, Давид Самойлов, Семен Липкин, Булат Окуджава, Каверины, Заболоцкие… Самодельная белая скатерть, за которой проходили застольные беседы, стала ее Чукоккалой. Литераторы, художники, артисты и музейщики оставляли на ней автографы, стихи, посвящения, рисунки.Эта книга и получилась такой же пестрой и разнообразной, как праздничный стол.


Рекомендуем почитать
Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода

Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.


Путеводитель потерянных. Документальный роман

Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.


Герои Сталинградской битвы

В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.


Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».